— Ты мне не сын, — спокойно произнес он. — И что бы ты ни совершил в будущем — тебе им не бывать.

Дорн развернулся и зашагал прочь.

Сигизмунд смотрел вслед примарху, пока его силуэт не растаял во мраке. Встав на одно колено, капитан обхватил рукоять оружия обеими руками. Медленно дыша, положил голову на перчатки. Тьма инвестиария окружала Имперского Кулака. Пульс замедлился. Астартес думал обо всех битвах, в которых сражался, обо всех врагах, которых сразил мечом, прежде чем встать на колени. Неослабевающая свирепость и абсолютная уверенность направляли каждый удар; все ушло, все перечеркнуто его выбором на «Фаланге».

«Вы хотите что-то спросить?» — она по-прежнему тихо стояла на том же месте.

«Нет».

Девушка улыбнулась. Первый капитан собрался приказать ей вернуться в каюту, но эта мысль словно исчезла из разума — ее заменили… вопросы.

— Чем все закончится? — он не знал, почему спросил именно это и именно сейчас. Но, как он уже говорил, он понял, зачем бродил по палубам «Фаланги» в то время как отец размышлял и гневался.

— Тем, чем и должно.

Меч неудобно лежал в руках, словно оружие, которым он владел столько десятилетий, стало незнакомым.

«Ты мне не сын».

— Вы будете нужны в самом конце, — продолжала летописец. — Ваш отец будет нуждаться в вас.

Он поднял голову. Звезды в небе выглядели, как осколки хрусталя на черном бархате.

— Вы должны выдержать грядущее.

«Я еще жив и я еще служу».

Имперский Кулак встал, вытаскивая меч из каменного пола, острое лезвие блестело подобно обсидиану.

— Я не проиграю, — тихой терранской ночью слова прозвучали, как клятва. Сигизмунд слышал, как хлопали на ветру саваны, укрывшие предателей.

ДЕНЬ БИТВЫ В СИСТЕМЕ ФОЛЛ

СИСТЕМА ФОЛЛ

Я был с Калио Леззеком, когда все началось. Старый астропат находился при смерти с того момента, как психическая атака обрушилась на систему Фолл. Почти теряя сознание, он едва пробормотал несколько слов приветствия. С каждым моим визитом он выглядел все слабее, на шаг ближе к смерти и дальше от жизни. Леззек много спал, и аколиты вытирали слизь с губ, пока он бился в объятиях сна. Я не знал, зачем пришел. Возможно, из-за чувства вины, или же потому, что он был единственным на «Трибуне», кто не искал во мне силы.

В этот день Леззек не проснулся, но когда я собрался уйти, он схватил меня за руку. Я посмотрел на него. Рот двигался, потрескавшиеся губы пытались вымолвить слова. Я наклонился, приблизив ухо ко рту старого астропата. Губы шевелились, но я ничего не слышал. Наклонился ближе. Леззек сделал вдох, от чего затряслось все тело, и прошептал слова, которые услышал только я.

— Они идут.

Он замолчал и рухнул на ложе. Я выпрямился. И понял, что это значило. Волны перед килями идущих в варпе кораблей давят на разум псайкеров. Псайкеры чувствовали приближение большого корабля или целого флота, как громоотводы, искрящиеся прежде, чем грянет гроза. Холод сковал тело. Я плохо соображал, когда повернулся к двери. Сделал всего шаг, а затем завыли сирены.

«Отличный корабль», — подумал Пертинакс. Прошло всего тридцать лет, как блестящий корпус «Молота Терры» сошел с верфей Марса. Некоторые в легионе говорили, что у марсианских кораблей более агрессивный темперамент, чем у инвитских, словно их характер отражал нетерпеливую эпоху, в которой они родились.