Оно почти в десять раз токсичнее, чем зарин. Для удара, например, по Новоплесецку, — полковник вздрогнул, но зам предпочел этого не заметить и продолжал гнуть свою линию, — понадобится восемь самолетов с зарином и только один с Р-33.
— Не прорвутся!
— Георгий Николаевич, — тихо ответил зам, — им и прорываться не надо. Понимаете, такие следы — это намек. Вчера, совершенно точно, применялись активные мины калибром двести сорок, если не больше, дальность полета такой мины от шестнадцати до тридцати двух километров. Мы в состоянии закрыть такой радиус вокруг города? А деревянный ящик, который является пусковой для мины, может быть привезен на ишаке, перенесен на руках… да что там говорить — на нас дом на колесах может прямо на окраину прикатиться!
Зам отчаянно махнул в сторону «наглядного пособия», глаза комбрига зло прищурились. Но зам еще не закончил.
— Мы намертво привязаны к этому городу, тут развернута вся структура и переносить ее в другое место — уже нет резерва мобильности. Более того — надо снимать с орбиты остатки войск, а навигация по-прежнему не восстановлена. Такая мина с химической начинкой создаст радиус поражения метров в сто. Нам надо будет постоянно жить в скафандрах, а противник будет иметь возможность наносить удары на выбор. Ресурс же восстановителей ограничен, и пополнить его неоткуда.
— Коля, — голос комбрига стал напряженным, — ты же мне говорил, что бригада укомплектована с тройным запасом…
— Где мы, а где тот запас? Да и будь он тут — это всего несколько дней в плюс. Мы ведь комплектовали под собственное применение химии. Одно дело — несколько часов на зачистку после применения ОВ особо упорной деревушки, или засевших в пещерах непримиримых, и совсем другое, когда химия применяется против нас. Причем массированно. Потому и говорю — «нас сделали».
Глядя на поникшие под тяжестью высказанного плечи полковника, зам уже не был рад своей правоте — на миг показалось, что этот человек сейчас ломается под этой тяжестью, и вместо командира они получат безвольную тряпку. Но нет — плечи распрямились, а глаза сверкнули гневом.
— Да что ж вы все разом и в одну дуду! — подполковник мысленно сделал стойку (кто ж это еще приносит столь же неприятные известия?), и поставил зарубку — проведать начштаба, отношения у них были не ахти, но больше ничего в голову не приходило.
Смотря в спину уносящегося в бешенстве начальства, зам думал о том, где на этой планете можно найти сырье для регенераторных патронов и аппаратуру для его переработки. Выходило, что только на ГОКе, а туда соваться не рекомендовалось, но похоже пора брать инициативу в свои руки — «спасение утопающих, дело рук самих утопающих, а также — их ног».
Уже при посадке в машину, подполковника перехватил ИО командира ХХХ-го полка (только что узнавший, что он теперь самый настоящий командир полка), оторвав от невеселых мыслей вызвав тем самым приступ раздражения. Особо близких отношений между ними не было, а тут еще новоиспеченный комполка завел речь чуть не о богословии.
Подполковник долго не мог сосредоточиться на том, что собственно от него хотят, а когда понял — просто выпал из реальности. Майор хотел забрать знамя.
— Вы с ума сошли — если его достать, то рядом на пятнадцать метров можно будет только в костюме химзащиты и противогазе находиться! Этот предмет смертельно опасен и подлежит уничтожению.
Майор посинел лицом и схватился за сердце
— Как же так, это ж знамя…
— Хм, — подполковник вспомнил, что потерявшее знамя подразделение расформировывается — традиция, то-то майор прискакал в таком волнении, — да, уничтожать действительно не стоит, но ведь в этом случае знамя вроде как не утеряно? Может можно подготовить, эээ… замену?
Из потока сведений стало ясно, что с заменой там не все так просто, единственное, что понял, знамя — не флаг. |