Он резко остановился, а Би завела речь о погоде. Какое прекрасное лето стоит до сих пор! Хотя слышно, что фермеры тревожатся о засухе. Какое счастье, что в доме есть своя поливная система. Могут ли колодцы когда-нибудь высохнуть?

В задумчивом молчании Кевин покончил с остатками еды на своей тарелке.

V

В библиотеке проходил наш обычный тихий вечер. На первый взгляд, это был вечер, каких много, с длительными молчаливыми паузами, время от времени прерываемыми случайными репликами. Каждый из нас занимался своим любимым занятием. Но что-то отличало этот вечер, и я знаю, что именно. Сегодня ночью я должна буду шпионить за Кевином. Теперь я раскаивалась, что поменялась с Би комнатами. Какое, к черту, мне дело, чем занимается Кевин?

В одиннадцать часов, в ее обычное время, Би сложила свой ковер и поднялась. Она зевнула. Я зевнула. Она сделала шутливое замечание, что ей надо рано вставать. Я сделала шутливое замечание, что необычно сильно устала, и последовала за Би.

На верхней площадке мы остановились и посмотрели друг на друга.

– Вы говорили с ним? – прошептала Би.

Мне не было нужды спрашивать, что она имела в виду.

– Да. Он не особенно заинтересовался этим.

– Может быть, это была игра моего воображения?

– Посмотрим.

– Зовите меня, если...

– Если что? Когда мы подбираем слова, то делаем из мухи слона. Или я не преподаватель английского языка.

Попытка шутить не облегчила моего состояния. Лицо Би оставалось серьезным.

– Энн, я не уверена, что мы поступаем правильно. Почему бы вам не вернуться обратно в новое крыло? Там есть прекрасная комната по соседству с моей.

Она хотела переубедить меня, но достигла противоположного эффекта. Я предполагала ранее, а теперь уверилась: звуки, исходящие из комнаты Кевина, не только беспокоили ее, они напугали ее. И мой переезд был единственной возможностью решить эту проблему.

– Не пугайтесь. Ничего не случится. Спите спокойно.

Она больше не показывала своих чувств. Я знала, что она стояла, озабоченно провожая меня глазами, пока я не завернула в коридор, ведущий в старое крыло.

Включив свет в своей комнате, я стояла на пороге, осматриваясь вокруг. Поведение Би подействовало на меня, и нервы мои были напряжены. Если бы я только увидела хоть что-то подозрительное, по крайней мере малейшую вещицу, выглядящую неправильно...

Нож конечно же я не увидела. Комнатам этой части дома не хватало очарования моей прежней спальни с ее высокими потолками, большими окнами, изящной лепниной, но в них была своя привлекательность, отчасти объясняемая неподдельной древностью. Мебель в этой комнате была тяжелой, декор – приглушенным, большей частью коричневых и рыжевато-коричневых тонов, с которыми соприкасались темно-синие цвета. Французские окна и балкон, очевидно, были пристроены позднее в попытке впустить свет и воздух, не уничтожая средневековый вид. Наиболее впечатляющим предметом мебели была кровать, красновато-коричневые бархатные занавеси которой свешивались с высокого балдахина. Это была зимняя комната, предстающая во всей красе, когда языки пламени пляшут в камине, отражаясь богатыми оттенками в массивной, сделанной из красного дерева мебели. Снежными ночами бархатные занавеси вокруг кровати сохраняли для спящего тепло, заглушали завывание зимнего ветра и позволяли ему чувствовать себя в безопасности.

Зловещие намеки Би сразу показались абсурдными выдумками женщины, утратившей молодость, у которой только что рухнули тридцать лет ее жизни. Ее раны не были видны, она хорошо их прятала, быть может слишком хорошо. Чтобы вылечить их, боль должна проявляться внешне, гнев – выражаться открыто.

Я была настолько самоуверенна, что заерзала от нетерпения, думая об этом.