И тут я остановилась – я, с моим, как я думала, даром умеренного красноречия, я, искушенная в остротах и красотах давних английских литературных традиций, не могла найти слов, чтобы описать то, что я испытала.

– Ты помнишь, что ты говорила? – спросил Джо. – Ты помнишь, что ты делала?

Словно немая, я покачала головой. Нужные слова все еще ускользали от меня, подобно порхающим в темноте ночным бабочкам, уклоняющимся от расставленной для них сетки.

– Ты постоянно повторяла: «Не уезжай, пожалуйста, не покидай меня», – сказал Джо.

Для ответа я нашла не те слова, что нужно: не милые порхающие бабочки, а жалящие осы:

– Как это трогательно!

– Да? А вот это трогательно тоже?

Жестом, достойным миледи, открывающей свое клейменое плечо, Джо сорвал с себя рубашку. Его грудь покрывали кровавые пятна.

– Я не знаю, что со мной случилось, – сказала я слабо.

Джо присел на край кушетки. Он наблюдал за мной, как за опасным зверем, ловя каждое угрожающее движение. Но вместе со страхом в его взгляде присутствовали явные признаки самодовольства.

– Я не думал, что ты настолько взволнована моим отъездом, – сказал он. – Почему ты не говорила об этом раньше? Ты молчала, как проклятая...

– Я не очень взволнована.

Я могла сказать это более тактично, но в тот момент я больше думала о состоянии своей головы, чем о Джо. Я припоминала истории о людях, теряющих память, страдающих эпилепсией, не помнящих, что с ними происходило во время припадков.

– Может быть, тебе стоит показаться врачу? – предложил Джо.

Я уже сама думала об этом. Но поскольку это предложил Джо, мне захотелось ему возразить.

– Тебе самому нужен доктор, – сказала я со слабой улыбкой. – Смажь йодом эти царапины.

– Да. Конечно. Послушай, Энн, я серьезно. Может, кому-нибудь нужно остаться с тобой. Я имею в виду...

– Я знаю, что ты имеешь в виду.

– Не знаешь! Если ты думаешь, что я подразумеваю...

– Ну, что ты подразумеваешь?

Еще несколько обменов репликами такого рода – и мы бы стали кричать друг на друга. Ссора развивалась старыми знакомыми путями, и она закончилась бы так, как заканчивались все наши ссоры. Но она не получилась точно такой же. Я не могу упрекнуть ни Джо за то, что он отступил, ни себя. Переходить на грубость мы боялись. Мы оба боялись, что когтистая и слезливая история повторится.

Я очнулась от короткого тяжелого сна и обнаружила, что в комнате темно, а Джо рядом нет. Выразительные звуки плещущейся воды из ванной говорили о том, где он находится, и я, заставив себя слезть с кровати, пошла готовить кофе. Когда я шла мимо ванной комнаты и взглянула в зеркало, то увидела, что мои глаза глубоко запали и стали так же невыразительны, как и у моих тезок.

Джо никогда много не спал, и ночь, прошедшая без новых вспышек, полностью восстановила его силы. Я же была опухшей от бессонницы и не могла ответить на его раздражающую бодрость ничем, кроме апатии. Я накормила его завтраком, приготовив яичницу в последней чистой сковородке, и выпила три чашки кофе. Подкрепившись таким образом, я надеялась, что смогу съездить в аэропорт и обратно.

Мы позаимствовали автомобиль у одного из моих друзей и поэтому находились наедине до самого последнего момента. Поездка прошла почти в полном молчании. Мы прибыли раньше назначенного часа, но Джо не захотел задерживаться.

– Терпеть не могу слоняться по аэропорту, повторяя разные глупые вещи снова и снова, – сказал он мрачно. – Давай попрощаемся.