— Товарищи, давайте не будем отвлекаться на посторонние разговоры. — Николай Дмитриевич строго посмотрел на Голикова. — Вы закончили, Александр Яковлевич?

— Еще несколько слов, — майор мельком взглянул на настенные часы. — Основной фигурой, интересующей следствие, безусловно является Борохович. После появления бывшего полицая по городу прокатилась волна преступлений. Одна из целей его приезда — укрыться, переждать, возможно, обзавестись новыми документами. Другая цель — избавиться от опасных свидетелей.

Бороховичу было выгодно убрать с дороги Моисеева. Вопрос, как он это сделал — чужими руками или лично…

— Простите, что перебиваю, но лично — вряд ли, — заметил Железнов. — Я ознакомился с делом Моисеева. У Бороховича — он небольшого роста — тридцать восьмой размер обуви, а в деле фигурируют отпечатки сорок первого размера.

— Боюсь, это далеко не единственная неувязка в логических построениях Александра Яковлевича, — интригующе произнес Струков. — Определение степени виновности Кормилина тоже, с моей точки зрения, не вершина дедукции.

— Что вы имеете в виду? — Воронов вопросительно посмотрел на подполковника.

— Явка с повинной сама по себе еще ничего не доказывает. На допросе Иван Трофимович изо всех сил старался приуменьшить свою роль. Он, дескать, являлся лишь передаточным звеном между поставщиком и исполнителем, а больше знать ничего не знает и в глаза никого не видел. Гражданин Кормилин, по-видимому, забыл о своем предыдущем, заведомо ложном заявлении по поводу изготовления паспорта Моисеева.

И до чего же складно и невинно выглядит история с попыткой наезда. Сам, мол, едва не оказался жертвой, самого хотели устранить, да по счастливой случайности не вышло.

Ну, а время прихода Кормилина в милицию, выражаясь вашей, Александр Яковлевич, терминологией — прямое попадание в «десятку». И не просто попадание, а с тридцати шагов с завязанными глазами — через несколько часов после того, как погибли и Границкий, и Саркисов. Где он находился эти два с половиной часа — отсиживался на скамейке в тихом скверике или где-нибудь в другом месте — восхитительно непроверяемо.

«Действительно, — с досадой подумал Голиков, — проверить показания Кормилина сложно. Сиди теперь и слушай эту демагогию. Может, напомнить ему, что пару дней назад он был главным противником ареста Кормилина».

— Сейчас возникла ситуация, — войдя в раж, Владимир Петрович ускорялся по накатанной дорожке, — когда Кормилину необходимо предъявить четкое обвинение. Улик против него вполне достаточно, чтобы передавать дело в суд. А что касается Эльякова и других лиц, замешанных в махинациях с мехами, считаю, их можно выделить в отдельное производство и пусть этим делом занимается Антон Васильевич.

— В принципе, я не возражаю, — заволновался Конюшенко, — но насколько такое решение целесообразно? А вдруг тот же Эльяков окажется виновен не только по нашей линии?

— Минуточку! — в дискуссию вмешался Воронов. — Мне кажется, следует выслушать до конца майора Голикова.

Голиков продолжил так, будто его доклад не прерывали.

— Борохович прибыл к нам с награбленным золотом. А если нет? Вас не удивляет такая постановка вопроса? Позволю себе коротенький экскурс в прошлое. Отступающие части СС прятали архивы и материальные ценности, которые невозможно было вывезти, а свидетелей, в том числе своих же пособников, уничтожали.