А дети не отвечают за грехи отцов, ребенок заслуживает того, чтобы иметь дом, где он будет любим. Она просто не уверена, способна ли на это, сможет ли смириться с прошлыми грехами своего мужа.

И все же... насколько это может быть ужасным? Ферн судорожно вздохнула. Это ведь не ребенок Джейн Рестон, которого ей будут выставлять напоказ, чтобы пристыдить за ее недостатки или неверность ее мужа. Эта мысль подействовала на Ферн отрезвляюще, заставив понять всю неуместность сравнения.

Муж Шарлотты Редклифф заводил позорные связи после женитьбы, чтобы унизить супругу. А Колин... даже тот, за которого она сначала вышла, не был ни злобным, ни порочным, только отсутствующим. Скорее безразличным, чем недобрым. Теперь он изменился. Но значит ли это, что Колин опять не собьется с пути? Ответа пока не было, она еще не так хорошо его знала и сомневалась, знает ли он себя. Однако в том, что Колин не сделает ничего такого, чтобы ее обидеть, Ферн была уверена. Он человек не мстительный. Уже хорошо. Но достаточно ли этого? Могла ли она верить ему – верить им, – что они оба сумеют договориться, не уничтожая другу друга?

Ферн решительно достала из кармана письма, которые могли содержать мрачнейшие тайны несчастного брака. Пачка оказалась тоньше и легче, чем первая, голубая лента распалась, едва она потянула за нее, и письма высыпались на юбку. Пока она собирала их, ее взгляд остановился на слове, написанном крупными буквами: ПРАВДА.

Сунув остальные письма в карман, Ферн взяла это, развернула хрупкий пергамент и, все еще шмыгая носом после рыданий, начала читать.

«...потому что я хорошо знаю Правду о случившемся в ночь, когда умер твой предок – пока я не называю его «твой pater», зная это, – и о событиях, которые случились после. Ты должен знать тоже теперь, когда наследник твоей кузины встретил свой безвременный конец и ты в одном шаге от баронского титула. Потому эта тайна больше твоя, чем моя, скрой ее в твоем сердце и в сердце твоего сына, и в сердце сына твоего сына навсегда.

Была уже ночь, когда я услышала, что мастер Редклифф открыл дверь своей комнаты, прямо под моей, и я, желая иметь тайную беседу с сэром Томасом, тихо спустилась в надежде быть тенью Редклиффа, чтобы меня не обнаружили в самый важный момент разговора с нашим гостем. Мастер Редклифф остановился, по своему обыкновению, на верхней площадке, чтобы разразиться отвратительными проклятиями в адрес моей дорогой сестры через закрытую дверь, и я остановилась тоже. Он начал спускаться по лестнице, и я чуть не последовала за ним, когда дверь в его комнаты открылась снова и оттуда вышла какая-то призрачная фигура с мертвенно-бледным лицом.

Прежде чем я могла решить, вернуться ли или окликнуть ее, она скользнула по лестнице за мастером Редклиффом так сверхъестественно, что моя кровь похолодела. Я неотступно следовала за ними, и в тот момент, когда увидела мастера Редклиффа, призрачная фигура подняла руку – и столкнула его с лестницы! Он заревел как бык, и на миг я подумала, что он устоял, и хотела бежать от его неминуемой ярости, но он пошатнулся и упал – головой вниз, на пол, и его мозги разлетелись по каменным плитам. Я охнула, фигура обернулась, и я увидела, что это моя сестра. Не Шарлотта. Это была Летиция, которая проскользнула из своей внутренней спальни через его комнату вслед за ним, чтобы убить. Она была в одной рубашке, с растрепанными волосами, в такой одежде я могла увидеть выпуклость ее живота.

 – Он бы убил меня.

Это было все, что она сказала. И я держала язык за зубами, потому что знала: это была правда. Он убил бы всех нас троих, только бы не видеть, что не его ребенок унаследует Рексмер, а еще потому, я знала это, что с этим ребенком от конюха Летиция не помешает моему намерению выйти за сэра Томаса.