— «…Почему не окликнул, когда я входила в подъезд? Я не тот человек, Ланц!» Его зовут Ланц! «И представляешь: площадь Вогезов, остров Сите с прямоугольными башнями и острым шпилем собора Нотр-Дам, а оттуда переносишься за тобой к останкам храмов Аполлона в Коринфе и Дельфах…»
Он поднял глаза на Денисова:
— А она жила в Париже, ездила в Грецию! И ему рассказывала. Во Франции, в Греции был не каждый… — На секунду возникла иллюзия горячего следа, по которому можно было незамедлительно двинуться. — Тут еще! «…Гряда за грядой, как стадо наполовину остриженных овец, горы бежали к Тодже!» Это Тува! Тут ответы на все вопросы!.. «Перст судьбы — он племянник!» Помяни мое слово: еще сегодня ты улетишь в Туву, в командировку, хотя я и не представляю, с чего ты там начнешь…
Денисов читал:
С рукописи сняли несколько копий. Королевский через Союз писателей связался с литературным консультантом — ему в спешном порядке отправили экземпляр для чтения. Бахметьев звонил в Кызыл, в министерство автономной республики.
«Еще деталь, — подумал Денисов. — Специальная? Психологическая. Поможет его понять, но пока абсолютно бесполезная…»
В отличие от оптимиста эксперта, Денисов не знал, как ко всему этому подступиться; писавшего, казалось, не интересовало ничего, кроме его самого и его любви.
Он повторял:
Денисов вышел за платформу. С началом дневного перерыва пассажиров заметно поубавилось.
Вид пустого вокзального пирса разнообразило несколько урн, мачта с динамиком, каплеобразные светильники, прикрепленные к подвескам вверху.
Ближе к вокзалу темнели два товарных вагона, превращенных в камеру хранения, — на обоих висели замки, еще два вагона были почтовые, их выгрузили ночью.
До отправления первого — после «окна» — электропоезда оставалось больше часа. Накрапывал дождь.
«Сообщивший о пистолете… — Денисов направился вдоль поезда, — наблюдал все из состава, стоявшего в ту ночь на этом пути».
— Электричке этой еще ждать и ждать! — окликнул Денисова постовой у табло. Он был экипирован по-осеннему — в плаще, в бриджах и сапогах. — До конца перерыва!
— Я знаю.
Он прошел по составу. Пассажиров было мало, сидели на расстоянии друг от друга; в пустых вагонах всегда садились свободно.
«Многое непонятно… — Денисов поглядывал на окна. — То, как складывались для погибшего последние часы, да и дни, которые он провел в Москве. Все вечера пробыл на вокзале — у «места встреч». Ждал? — Сидевшие в вагонах по обычаю поднимали головы, осматривая входившего, но уже через секунду-другую теряли интерес — вошедший становился своим и так же с любопытством наблюдал за входящими следом; Денисов умел не привлекать внимание — для надо было только ни с кем не встречаться глазами. — Ланц ждал ее, а она не приехала?»
Из окон виднелись мокрые платформы, простиравшиеся до самого элеватора. Схема занятых и свободных путей в точности повторяла ночную на момент обнаружения трупа.
«Пустые платформы, свободный обзор…»
Денисов прошел в четвертый вагон, окна его выходили к месту происшествия.
«Все как на ладони… — Через две платформы видны были даже грязноватые разводы на урне, недалеко от которой была подобрана одинокая гильза. — Кто-то видел, как носильщик нагнулся над лежавшим, поднял что-то, положил в карман. Наблюдавший заинтересовался, пошел вдоль состава, не упуская Салькова из вида — времени до отправления оставалось много… Убедился: передал ли носильщик взятое им сотруднику милиции или же оставил себе… Сальков предпочел оставить». |