«Вооружен и очень опасен…» — Думая о Рогове, Денисов использовал название известного фильма. Недаром все эти дни он проходил мимо киноафиш.

В кустах у Дома творчества свистели цикады. Денисов снова подошел к почте. Из глубины поселка доносились негромкие звуки: скрипнула калитка, в цементированный желоб на ближайшей водоразборной колонке ударила звонкая струя.

— Не помешал?

Денисов оглянулся. У междугородных автоматов стоял Мацей — в шортах, в сорочке, в шапочке. Похоже, все лето он не знал другой одежды.

— А может, вы предпочитаете гулять в одиночку?

— Да нет.

— Пожалуйста, скажите. Не стесняйтесь.

«Неужели не догадывается, что я не тот, за кого себя выдаю? — Денисов смерил его взглядом. — И даже не делаю из этого особой тайны!»

— Я думал, вы работаете за столом… — Он перевел разговор.

— Когда что-нибудь большое. — Мацей достал трубку. — Например, поэма.

— А стихотворение?

— Обычно приносишь готовое. С улицы, с пляжа. За столом только шлифуешь…

Мацей был одним из тех, кто разговаривал с художницей примерно за два часа до случившегося, поэтому Денисов спросил:

— Как прошел вечер? Были на набережной? Мне показалось, море не очень спокойно!

— Штормит! И сильно… Мы сидели у знакомой. Сусанна Роша, художница. Может, слышали?

— Я читал о ней в районной газете: интересный человек…

— Удивительный! Особенно когда общаешься вот так… — Мацей отмерил чубуком расстояние, как на ринге в ближнем бою. — Когда перед тобой раскрывается человек большой души, необыкновенной судьбы… — Он раскурил трубку. Сладковатый запах смешался с запахом кипарисов.

Денисов воспользовался паузой.

— Мне сказали, что она продает дачу… Наверное, это огромные деньги! Кто же в состоянии купить? Разве какой-нибудь фарцовщик…

— Уже купили, мой друг. — Денисову показалось, что поэт чуточку играет, но, может, это объяснялось простой манерностью. — Точнее, купили еще в мае, только широко не объявляли. Но для своих это был секрет Полишинеля — все обо всем знали.

— Кто же покупатель?

— По-моему, он делец. Фамилия вам ничего не скажет. Купил со всей обстановкой, с мебелью…

Денисов слушал внимательно.

— …Кажется, даже с гобеленами, картинами. С коллекцией якорей, всего, что собрано на берегу. Там даже часть шлюпки с разбитого судна…

Поэт сообщил еще:

— Поселку будет грустно без нее. Да и литераторам! В поселке о ней все трогательно заботились…

Он ни в чем не заподозрил Денисова.

Оперуполномоченный позволил себе быть менее осторожным:

— Дача понравилась мне. Я видел ее с киловой горы. На одном из окон решетка. Художница, должно быть, хранит там картины…

— Решетка на окне? — Мацей удивился. — Впервые слышу.

— А на дверях новый звонок… Странно, что, собираясь уезжать, хозяева заменяют звонок!

— Я и не заметил, что он другой. Зато заметил, что, когда Сусанна читала волошинское «…судьбой и ветрами изваян профиль мой…», голос ее задрожал. Она едва не заплакала.

Оперуполномоченный понял:

«Бесполезно расспрашивать поэта о миллионах вдовы…»

Он вспомнил Брэдбери — землянин и марсианин встретились на ночной пустынной дороге. «Куда вы едете?» — спросил землянин. «На праздник.