— Дай я! Какой телефон? — Мила взяла трубку. Номер в Душанбе был занят.

— Куда он может звонить так рано?

— А может, ему звонят?

Актриса пожала плечами.

Несколько минут сидели молча, в стекле отражался незамысловатый интерьер с перекошенными лицами африканских колдунов в простенках.

Наконец Жанзаковой удалось дозвониться:

— Папа, это я. Из Москвы… — Тереза говорила по-русски, Денисов решил, что она не знает родного языка, либо не владеет им в совершенстве. — У вас все здоровы? Как ты? Тофик? — Денисов понял, что она спрашивает о сыне. — Как мама? У меня? Тоже, в общем, все в порядке… — Казалось, говорила она одна, а отец, успевал лишь вставлять отдельные слова. Такой разговор требовал навыка — слушать и говорить требовалось одновременно.

— Сабир не звонил? Нет, я его еще не видела. С кем ты сейчас разговаривал — у тебя было занято? — В этом месте Тереза сделала единственную паузу — молча выслушала ответ и повторила: — Звонки, как междугородный, берешь трубку — не отвечает. И сразу гудки. Занято! Три раза так. Папа! Ну, я кладу трубку. Может, перезвонят? Если Сабир, скажи что я у Эллы. У меня все в порядке. Я буду тебе еще звонить через час… У Тофика все нормально? Ну, ладно. Маме привет, Тахмине, Нигине, Джамиле… — Она положила трубку. — Кто-то звонит ему по междугородному, не может соединиться.

— Будем надеяться, что это Сабир, — сказала Мила.

— Я, пожалуй, выпил бы еще чашечку кофе, — осторожно сказал Сухарев.

— Я приготовлю, — Тереза поднялась.

Режиссер тоже встал, не ожидая, следом за ней отправился на кухню.

«С прилетом Жанзаковой, — подумал Денисов, — Сухареву ни на минуту не удалось переговорить с Терезой наедине. И вот теперь такая возможность впервые ему представилась».

ГЛАВА ПЯТАЯ

Ночной разговор о мастерстве

Минуты неуверенности и раздумья закончились. Денисов сосредоточился на драматурге и его жене.

— Когда вы в последний раз видели Жанзакова у себя?

— Сабира? По-моему, он был у нас в марте? — Мила взглянула на мужа. — Ты тогда уже вернулся из Братиславы…

Для всех словно существовало два разных человека: «Жанзаков» и «Сабир», и прежде чем ответить, большинство производило в уме простой, но важный обмен.

«Жанзаков» был популярным актером, лауреатом республиканской и ведомственных премий, он снимался в характерных ролях, закончил высшие режиссерские курсы, «Сабир» был другом всех и вся, спортсменом, рубахой-парнем, у него не было комплексов, самозабвенно любил свою вторую жену, эта любовь сказывалась благотворно на его облике, манерах: в последние годы актер стал мягче, интеллигентнее…

«И мало кто знает про его раздвоенность, — подумал Денисов, — то, о чем рассказал бритоголовый. Мальчик-боксер, одержав победу в восьмом раунде, женившись на дочери менеджера, не получил то, о чем мечтал. Потерял дар легко привлекать сердца, истинных друзей, дочь…» — Денисову показалось, что он нашел верную модель.

— Из Брно, — драматург двинул кресло, — не из Братиславы.

— Все едино, — возразила жена. — Значит, это был уже март.

Они сидели втроем вокруг журнального столика. Светать за окном и не думало.

Из кухни, где режиссер все еще пил кофе, не доносилось ни одного звука. Сухарев и жена Жанзакова разговаривали почти неслышно.

— Он пришел к вам один?

— Один.