Двое моих сокамерников играли в шахматы. Трое остальных давали советы и страшно при этом матюгались. Потом все стали хватать фигуры руками и отталкивать друг друга. Потом вся партия просыпалась на пол, и мой сосед-храпун начал всех хватать за грудки, крича одинаково: «Ты играл за „Пищевик“ или я играл?»

Я лег на спину поверх одеяла и попробовал читать доказательство сначала.

an +bn = cn; при n>2 an +bn = cn

Первые три страницы невероятно крупных букв и цифр прошли, как детектив. Потом я забуксовал, стал беспомощно отлистывать назад, рванулся через страницу вперед, и опять накатились сонливость и равнодушие. «А на хера мне с ним играть? – кричал храпун. – Он поля не видит в сраку, он пешки жрет – и п…..ц!» «Во, во! – говорил от окна Володя, которому шибануло глаз взорвавшимся кислородным баллоном. – Вот ты используй! Ты выиграй! Попробуй!» «Одна попробовала, да весь и сжевала». «Все, статус! – крикнул плешивый дядя Леша.н Развели, ё моё, экологию. Я футбол буду слушать». – И он стал прилаживать наушники.

Вацлав Иванович появился перед ужином. «Ручаться не могу, – сказал я ему, – но, может быть, удастся показать вашу теорему. Я связался кое с кем». Чех не дрогнул. Даже, кажется, не вполне расслышал мое сообщение.

– Могу я попросить ту фотографию с тетрадки?

– Искру?

– Да, да, Искру.

Немного обиженный его равнодушием, я пошел в палату. Было тихо. Ругань дошла до точки, и теперь соседи, все обиженные, лежали молча, отвернувшись друг от друга. Я взял книгу и вышел. Вацлав ждал меня у распахнутой двери своей каморки. «ЗахОдите». Он снова подчеркнул букву «О». Мы уселись во вчерашнюю позицию – я на стуле, он на кровати. Я вложил в его руки бухгалтерскую книгу. Он вжикнул большим пальцем во всю толщину страниц, определяя – где фотография? Взял карточку и осторожно положил поверх гроссбуха. Несколько раз быстро пригладил усики. Только теперь я заметил, что он сильно взволнован: руки слегка тряслись, кожа на лице стала совсем пергаментной.

– Знаете, я сегодня заплутал в городе. Я почти три часа ехал домой. Обратно меня привез на машине сосед. Потому что мне стало нехорошо около двери.

– А что за срочность? Что за бумаги им вдруг понадобились?

– О, это не им. Это мне. Завтра комиссия. Они мне два раза (он сделал ударение на последнем слоге), два раза вже отказывали.

– В чем отказывали?

– Я хочу собачку.

Мы помолчали.

– Если бы это была Искра, то это как семья. Мы давно знаем друг друга. Но это невозможно, невероятно. Пусть другая собачка.

– Из питомника? Это специально, что ли – поводыри?

– Да, да. Они обучены. И потом у них есть душа. У всех. Я знаю.

– А почему вам могут отказать? Ведь вы же… – Я замялся. – Чего им надо?.. Надо еще хуже видеть, что ли?

– Да, да… тут и группа инвалидности, и еще, и еще… Большие интриги. Надо, с одной стороны, доказать, что ты абсолютно одинок и не имеешь ни средств, ни помощи, а с другой стороны, – что имеешь средства хорошо содержать собачку. Потому что ты стар и умрешь, а она еще перейдет к другому. Я жду уже два года, но там очередь, и много человек на одно место.

– Может, я чем могу помочь? Поговорю с главной или на комиссию пойду. Это здесь, в больнице?

– Да, внизу. Завтра. Спасибо вам большое, но я, правда, не знаю… Там интриги – у всех свои кандидаты.