Хомина медленно протянула тонкую руку к пачкам, выложила из чемоданчика лишние, на ее взгляд, билеты и отступила в сторону.

– Спасибо, – поблагодарил Упоров.

Билеты тут же были пересчитаны. Их оказалось тысяча шестьдесят три.

Пустынин, которому эксперимент был предложен раньше, оставил в чемоданчике более двух тысяч.

На допросе, последовавшем после этого, Хомина снова изменила свои показания. Она сказала, что подброшено ей было двести пятьдесят билетов, а похитила она в первый раз около восьмисот и во второй – около тысячи билетов.

Возможности уточнения количества похищенных билетов Упоровым были использованы полностью.

И тем не менее, зная по свидетельским показаниям и документам, что число выигрышных билетов из числа похищенных составило по выпускам 59, 211 и 352, включая и рублевые, Иван Петрович был убежден, что и после эксперимента число похищенных билетов не соответствует действительному.

Какие шаги предпринять для выяснения истины можно еще, он не знал.

Наступал новогодний праздник, а самочувствие Ивана Петровича было весьма скверным, похожим на то, какое испытывает человек, работа которого оценена с самой высокой похвалой, а он за нее обеспокоен.

– Что вам нужно еще для завершения следствия? – спросил его второго января начальник отдела.

Иван Петрович ответил не сразу. Как всегда, он взвешивал свой ответ. Наконец сказал:

– Отпустите на рыбалку…

– Вы серьезно?!

– Абсолютно.

Едва ли не первый раз в жизни Ивану Петровичу не везло с рыбалкой. Он сидел перед двумя лунками и постоянно занимался не тем, чем хотел. Дважды у него сорвалась крупная рыба, несколько раз лунки замерзали, а ловилась такая мелочь, что приходилось только стыдливо оглядываться вокруг, опасаясь свидетелей позора.

Он снялся с места еще до полудня и, свернув снасти, потянул свой ящик к берегу…

Против обыкновения, он не подошел ни к одному из своих компаньонов, чтобы выкурить отвальную папироску, не поинтересовался уловом. И это настолько обескуражило всех, что его никто и не остановил.

А Иван Петрович оставил рыбалку потому, что понял, из-за чего все не ладится. У него несколько раз уходил под воду поплавок, а он тупо смотрел на него и, казалось, не мог понять, что это значит. Мысли его были заняты совсем другим.

…Через два дня он должен вернуться на работу, доложить, что дело закончил, и сесть писать обвинительное заключение. А ему не хотелось ни заканчивать, ни писать все из-за того же угнетающего, непреодолимого чувства, что в процессе этого долгого следствия, которое напоминало извилистую тропу в незнакомом лесу, он что-то потерял. И в то же время ему казалось, что потерянное с ним и обязательно должно найтись, как часто находится мелкая вещь, которую долго ищешь в карманах и находишь, обшаривая их в сотый раз.

Возвращаясь в город в тряском автобусе, Иван Петрович снова и снова перебирал в памяти мероприятия по выявлению преступления Хоминой и не мог найти в них сколько-нибудь значительных огрехов. Правда, теперь ему лучше виделись бесполезные шаги, но без них, возможно, не нашлись бы и правильные. Какие-то допросы казались преждевременными, не совсем продуманными. Но все это были мелочи, без которых не обходится ни одно, даже самое простое следствие. И вот этот самоконтроль, который беспощаднее всякого постороннего вмешательства, и сбивал его с толку: все как будто сделано верно. А успокоение не приходило. Сейчас уже не вызывали сомнения свидетельские показания, эксперимент по количеству украденных билетов прошел, можно сказать, отлично и внес существенные поправки в показания самой Хоминой.