Параллельно с основным замыслом изучались и отступные, компромиссные варианты. Моржуев советовал сменить цель, умерить и уменьшить аппетиты, отказаться от Корсики и приобрести какой-нибудь кусок Великобритании или Франции — с замком и виноградником, лесом и рекой… Или подыскать островок подешевле — где-нибудь в Хорватиии. Или остановиться на горной или курортной части той же Италии, только не замахиваться непременно на часть суши, окруженную соленой водой…

По настоянию курсировавшего с возложенными на него Маркофьевым тайными дипломатическими миссиями Овцехуева, мы отправились в турне вдоль Лигурийского побережья, где странствовавший дипкурьер присмотрел для размещения нашей штаб-квартиры особнячок неподалеку от Сан-Ремо, откуда было рукой подать и до Парижа и до Монако (тут славно игралось в казино), а также до Капри и Корсики… Странно, но на Корсику Маркофьев пока не рвался.

— Пусть хоть ненадолго она останется недостижимой мечтой, — говорил он. — Это так важно, когда есть нечто манящее… Потом, когда куплю ее, она уже не будет так привлекать…

Временно же прекантоваться в Лигурии он не возражал.

Мы гуляли по набережным Алассио и Раппало, пили красное и белое вино, лакомились креветками и мороженым. Одна из внезапно сгустившихся ночей настигла нас в небольшом городке Пьетра-Лигуре.

— Хороший городок, — говорил Маркофьев перед сном, — но скучный. Махнем завтра в Портофино или Ливорно…

С этими словами он захрапел. Я ушел из его номера в свой, соседний, и проснулся, когда колокола церкви Святого Николая пробили шесть раз. С крыш поднялась и закружилась в дымчатом воздухе стая голубей, которые, казалось, должны были притерпеться к перезвону, но нет, птиц (как и некоторых людей — моего толка), видимо, снедали тайная тревога и постоянный страх, что не позволяло им расслабиться ни на минуту.

Я выглянул на балкон и увидел на его цветастом кафельном бордюре наши с Маркофьевым бумажники, записные книжки, кредитки и мобильники. Вещи лежали так, будто были рассредоточены для просушки. Возможно, Маркофьев пошел ночью гулять и угодил под дождь или залез в ванну в костюме? Но с какой стати он намочил тогда мои аксессуары?

Мой друг, когда я, пермахнув через перильца, разделявшие наши балконы, начал его будить, долго не мог ничего понять, потом вяло поднялся и вышел за мной следом.

— Обокрали, — не без ноток радости в голосе догадался он. Глаза его засияли. — Как здорово! Хоть какое-то приключение.

Позавтракав, мы побежали в участок и оставили карабинерам заявление о случившемся. Маркофьев считал: нас обчистили профессионалы. Взяли только деньги. Остальное могло явиться уликой. Он требовал их найти, причем как можно скорее! Карабинеры вяло обещали отыскать воришек и вернуть похищенное.

— Вы не поняли меня, — устыдил их Маркофьев. — Напротив, я хочу, если грабители будут найдены, выразить им благодарность. Передайте им также вот эту сумму. — И он выложил на стол свежеизвлеченную из банкомата пачку купюр. — Сердечное всем спасибо за доставленный сюрприз.

Мне он сказал:

— Ты усвоил? Надо отдавать! Потерявший получает все! Надо избавляться от застоявшейся в карманах и на банковских счетах мелочи и освобождать дорогу крупным капиталам, которые не потекут по запруженным и замусоренным руслам, для них такая захламленная дорожка оскорбительна …

Из Италии переехали в Хорватию — страну тысячи шестисот островов. Здесь вполне можно было выбрать подходящий участок суши, окруженный водой… Так считал Моржуев. Он говорил:

— Взять хотя бы красивейший Млет — с его двумя пресно-солеными озерами, посреди которых на внутреннем островке высится древний бенидиктинский монастырь (тут бы Маркофьеву и обустроить апартаменты) или роскошный Брач — с песчаной косой, уходящей далеко в Адриатическое, чистейшее, с прозеленью из-за переизбытка соли водой…

Маркофьев, посоветовав Моржуеву переквалифицироваться в зазывалы-экскурсоводы, в принципе соглашался прикупить пару-тройку островов и в этом регионе… Ему, повторюсь, хотелось всего — сразу и одновременно.