Илайджа сорок четыре года состоял в браке с одной женщиной, пока пять лет назад та не умерла, Они вырастили двух замечательных парней, дали им образование и с удовольствием наблюдали, как мальчики превращаются в настоящих мужчин, получают хорошую работу, женятся и растят собственных детей так же, как растили их самих. Сознание того, что ты сделал нечто хорошее, приносит огромное удовлетворение, а мальчишки были несомненной удачей Илайджи.

Он уже давно мог бросить торговлю, ибо копил деньги, понемногу и осторожно вкладывал их в акции и присматривал за тем, чтобы они приносили доход. Сам Илайджа не нуждался в средствах; при нынешнем социальном обеспечении и своих дивидендах он мог бы не работая жить точно так же, как сейчас, ведь почти все, что он получал за прилавком, оседало на банковском счету. Но всякий раз, задумываясь о пенсии, Илайджа вспоминал о своих мальчишках и пяти замечательных внуках, о том, что каждый заработанный пенни в будущем поможет им расплатиться за образование. Не будет никакого вреда, если он поработает еще пару годков; ему казалось, что семьдесят лет — самый подходящий возраст, чтобы уйти на покой.

Как только он направился домой, дождь припустил вновь, прогоняя пешеходов с улицы, но Илайджа лишь поплотнее натянул кепку и пошел дальше усталой походкой. Небольшой дождь еще никому не повредил. Облачность принесла с собой ранние сумерки, и вдоль улицы начинали вспыхивать фонари. Лето стремительно завершалось; Илайджа чувствовал свежее дыхание осени в сегодняшнем дожде, который, казалось, явился сюда из самой Канады. Больше всего он любил весну и осень, потому что в эти времена года стояла самая хорошая погода, не слишком жаркая и не слишком холодная. Зиму он ненавидел; от мороза у него начиналась боль в суставах. Порой Илайджа подумывал о том, не перебраться ли после ухода на пенсию на юг, но знал, что никогда не оставит сыновей и внуков.

За три квартала до своего дома он вступил в старый ветшающий район. В последнее время по этим улицам все чаще шныряли мрачные, подозрительные личности. Дети убеждали его переехать отсюда, но Илайджа поселился здесь, когда старшему исполнился только год, а с такими воспоминаниями расстаться нелегко. В их старенькой кухне жена приготовила тысячи блюд, от запаха которых текли слюнки, и Илайджа помнил топот детишек, носившихся по изношенным полам. Долгие годы жена поддерживала квартиру в безупречном состоянии, но после ее смерти Илайджа перестал следить за порядком, и жилище постепенно приходило в упадок. Он ничего не хотел менять в квартире и оставил все, как было при жизни супруги, чтобы ничто не мешало ему вспоминать ее.

Как правило, на улице он не впадал в рассеянность, но в этот раз — пожалуй, впервые — совсем забыл об осторожности. Из переулка метнулся юный оборванец и преградил ему путь, сверкая злобными глазами. Илайджа едва успел заметить прыщавое лицо и гнилые зубы, и в тот же миг правую сторону его головы пронзила острая боль.

Сильный удар повалил Илайджу на землю. Юнец нагнулся, вцепился в одежду старика и оттащил его в тень. С тех пор как он выскочил из переулка, прошло не больше четырех секунд. Он еще дважды ударил битой, просто так, для удовольствия, ведь старик и не думал сопротивляться. Потом склонился над Илайджей, выхватил из его кармана бумажник, вынул оттуда деньги и переложил в свой карман не считая. Кредитных карточек в бумажнике не оказалось. Черт побери! Оборванец брезгливо отшвырнул бумажник в сторону и бросился в переулок. Он уже приобрел опыт в этом деле, и вся операция заняла от силы полминуты.

Илайджа Стокс, человек осторожный, никогда не носил с собой больших сумм. Добыча оборванца составила всего двадцать семь долларов. Илайджа лежал в полутемном переулке, чувствуя, как его лица касается луч света, но это ощущение было далеким, едва уловимым. Затем на секунду его сознание прояснилось, и он понял, что умирает.