Каналы — это вам не реки. В них нет ни приливов, ни отливов, ни течения. Риджент-канал глубиной всего в метр. Теоретически я смогу пройти вброд. Тут совсем близко до моста и до самой дыры.

Чего уж теперь размышлять? Я сняла куртку и свитер, спрятала их в рюкзак и полезла в воду. Она доходила мне до шеи — я неслабо просчиталась, прикидывая глубину. Одной рукой держа рюкзак над головой, а другой отталкиваясь, я двинулась вперед.

На каждый шаг уходила целая вечность. Дно — то твердое, как гранит, то мягкое, как оконная замазка, — было усыпано самыми разными предметами. Некоторые приходилось обходить, и каждую секунду я проклинала себя за то, что отдалилась от берега.

В арке стало темнее, но глаза вскоре привыкли. Через пару секунд я даже смогла различить впереди каменную лестницу. Закинув рюкзак, я подтянулась и влезла на первую ступеньку.

Ничего другого, кроме как дрожать всем телом, я в тот момент делать не могла. Стянув с себя мокрую футболку, я переоделась в свитер и куртку из рюкзака. Так-то лучше. Вылив из кроссовок грязную воду, я продолжила путь — сквозь вереницу арок, каждая из которых была не более шести футов в высоту и двенадцати в ширину.

В катакомбах пахло стоячей водой, канализацией и еще чем-то едким, почти химическим. Воздух был неподвижен, и чем дальше я продвигалась, тем сильнее искажались звуки вокруг: и мерная капель, и шуршание грызунов в грудах мусора. Понятия не имею, как сюда попал мусор, но факт был налицо. Я видела мешки из супермаркетов, объедки фастфуда, одежду, дохлых кошек и даже один складной стульчик для пикников. С каждым шагом уличный шум становился все тише, пока не исчез вовсе. Теперь я слышала только скрип своих подошв, когда они соприкасались с булыжником.

За каждым сводом этих бесконечных арок меня могли поджидать. Я светила фонариком прямо перед собой и старалась не шуметь, а заодно подмечать подозрительные тени и звуки.

Через несколько минут впереди замаячила северо-западная стена, посредине которой разверзся вход в лошадиный туннель. Если мне не изменяет память, отсюда уже рукой подать до подвала товарного двора.

Перемещаться тут было проще: во-первых, я уже не сомневалась в правильности выбранного направления; во-вторых, сквозь вентиляционные решетки сверху сочился свет. Вскоре я была уже в подвале.

Полпути позади.

Я шла по лужам, казавшимся слизью, мимо арок, и ворот, и клепаных колонн. Когда что-то пролетело у самого уха, я с трудом сдержалась, чтобы не закричать. И вот, уже почти в конце туннеля, я услышала то, что не могла игнорировать. Мужской голос.

91

Я инстинктивно выключила фонарик. За голосом последовал трескучий звук рвущейся бумаги. А может, помехи полицейской рации. Нет. Меня не могли тут найти. Наверняка звук проник сверху, с улицы, через вентиляционную решетку.

Вот только решеток там не было и в помине. Я была уже в подвале, а они остались в туннеле.

Господи, я же так старалась! Как они меня выследили? Они ведь даже не искали меня. Все то оборудование, которым снабдил меня Джосбери, вышло из строя после падения в реку. И ничего нового мне не выдавали.

Кроме телефона.

Если бы я не подозревала, что кто-то может меня услышать, то непременно заревела бы в голос. В больнице мне дали новый телефон, специальный телефон для офицеров, которые отправляются на опасные задания. Почти весь день телефон был выключен, и я наивно полагала, что этого достаточно. Но вдруг Джосбери установил внутри датчик, который работал постоянно?

Я осторожно вытащила телефон из кармана — и последние сомнения исчезли. Неподалеку от меня кто-то ступил в воду.

ОБОТП не нужно было меня искать, они и так знали, где я. Весь день. С того самого момента, как я выскочила из машины Джосбери, сославшись на тошноту.