Я еще раз ткнула ногой подушечку. Зря я вообще потащилась в эту комнату с экранами… Таллок посмотрела на качавшуюся подушечку, потом снова на витраж.

— Знаешь, зачем я сюда пришла? — спросила она. — Чтобы составить текст прошения о переводе.

Прошение о переводе означало добровольное отстранение от расследования. Прошение о передислокации означало конец карьеры в органах.

— Пока что неплохо получается, — продолжила она как ни в чем не бывало, словно мы обсуждали вчерашние сериалы. — Скромно, но без пресмыкательства. В таком, знаешь, слегка извиняющемся тоне, иначе нельзя.

Мне нечего было на это сказать.

— Все друзья — прямо скажем, немногочисленные, — умоляли меня отказаться от этого повышения.

Нужно было ехать домой. Мне такое не под силу. К тому же в ноге проснулся настоящий нервный тик. Если я не встану и не уйду сию же минуту, бедная подушечка для коленопреклонения в любой момент может улететь к чертовой матери.

— Мне говорили, что я не готова. Что нужно повременить. — Она посмотрела на меня. — Но скажи, Лэйси, разве часто подворачивается такой шанс? Следующего пришлось бы ждать лет пять. — Она снова отвернулась и тяжело вздохнула. — И мне казалось, что Лондон — это так далеко…

— От Шотландии? — рискнула я.

Голова Таллок непроизвольно, по-змеиному дернулась в мою сторону, но тут же развернулась обратно к витражу.

— А что ты знаешь о Шотландии?

— Ничего, — честно сказала я. — Ну, почти ничего. Знаю только, что у вас там было какое-то громкое дело.

Таллок молчала.

— Не только громкое, но и страшное. Очень страшное. Не все шрамы затягиваются.

Когда я снова на нее посмотрела, она уже зажмурилась и тянула рукава пиджака, словно норовила спрятать запястья. Почувствовав на себе мой взгляд, она открыла глаза.

— Я так рассудила: ну что уж такого ужасного может случиться в южном Лондоне? Какая-нибудь мелкая поножовщина. Домашняя ссора с мордобоем. С этим я бы справилась. А вот к такому оказалась не готова.

— Ничего такого пока не случилось, — поправила я. В голосе у меня уверенности было куда больше, чем в душе. — Такое еще не произошло. Одно убийство, только и всего.

На сей раз она не отвернулась. По ее переносице и щекам, что нетипично для женщин с ее цветом кожи, были рассыпаны мелкие веснушки.

По проходу, мимо массивных арок светлого камня, расставленных вдоль нефа, уже брел дьячок, которого я встретила у входа.

Таллок не сводила с меня глаз.

— Полицейских, искавших Джека-потрошителя, буквально распяли. И с тех пор их репутация нисколько не улучшилась. Чарльзу Уоррену даже пришлось уйти в отставку. Я своей отставки ждать не намерена. Понимаешь, Лэйси, я не смогу жить с пятью трупами на совести. Просто не смогу.

Что ж, ее можно было понять. Те несколько часов, когда я считала, что виновна в смерти Джеральдины Джонс, были не самыми приятными в моей жизни. Я также понимала: если убийства будут продолжаться, а преступника не поймают, Таллок возьмет всю ответственность на себя.

— Можно задать вам вопрос?

Если уж она, будучи старше по званию, доверилась мне, то почему бы и мне не высказаться на этот счет?

Она едва заметно пожала плечами. Я расценила этот жест как утвердительный ответ.

— Сколько вы пока что допустили ошибок?

Между ее бровями идеальной формы пролегла морщина.

— Я не…

— Если бы была возможность начать расследование заново, что бы вы изменили?

Она затрясла головой, давая понять, что не согласна на такие правила игры.