Изменить размер шрифта - +
Дуайту Макейрэну было столь безразлично, какое впечатление он, возможно, производит, что он мог бы пребывать и в полнейшем одиночестве. Я бросил на него взгляд. В линии густых бровей, в расположении светло-зеленых глаз, в изгибе изуродованных губ я ощущал отдаленный отзвук черт лица моей любимой супруги. Все это выглядело безумным парадоксом. Как будто кто-то осквернил ее облик. Его лицо отнюдь не свидетельствовало о внутренней теплоте и душевной тонкости.

Это один из тех мужчин, которые отнюдь не выглядят крупными до тех пор, пока не заметишь какой-нибудь черточки, к примеру мощного запястья. Когда понимаешь, что все его телосложение пропорционально, он предстает несокрушимой глыбой. Наши холмы буквально прочесывают в поисках таких парней, известных своей безжалостной жестокостью, и, как в случае с Дуайтом, их начинают учить играть в американский футбол, чтобы они участвовали затем в состязаниях до тех пор, пока их не подберет какая-нибудь профессиональная лига. Макейрэн был защитником в сборной штата. После травмы колена университет передвинул его в линию полузащиты. Он успел отыграть один сезон за команду «Медведи», прежде чем убил Милред Хейнемэн.

— Ты хотел, чтобы я один за тобой приехал, — сказал я ему.

— Да, чтобы ты мог сказать мне пару слов по дороге. Может, то, что ты захочешь, ты не сможешь сказать в ее присутствии.

— Почему ты хочешь возвратиться в Брук-сити?

— Чтобы нанести небольшой визит любящей сестренке.

— Надолго намерен задержаться?

— Еще не решил.

Я приступил к своей заготовленной речи. Я надеялся, она не звучала заученной наизусть, чем она и являлась.

— Дуайт, я могу забыть о Мег и взглянуть на ситуацию с точки зрения полисмена. Ты убил единственную дочь Пола Хейнемэна. Ты, мягко говоря, не снискал особой популярности среди горожан еще до того, как это случилось. Это не было убийством дочери какого-нибудь работяги.

— Что такое? Ты, лейтенант Хиллиер, внушаешь мне: в глазах закона не все равны?

— Да брось ты, Дуайт. Пол Хейнемэн все еще издатель «Брук-сити дейли пресс». Он все еще директор коммерческого банка. Он все еще влиятельная сила в партийных делах. Ничего здесь не переменилось. Ни ему, ни молодому Полю не хотелось бы видеть тебя в городе как постоянное напоминание того, что стряслось с Милред. Учитывая то давление, которое они в силах оказать на людей, как ты можешь надеяться получить работу?

— Какое-то время я смогу обходиться без работы, зятек. Кой-какие деньжата у меня припрятаны.

Я подавил желание заорать на него и продолжил мою убеждающую речь, придавая убедительность ее тональности.

— Я не виню тебя за твое желание сделать некий жест, Дуайт.

— Жест? Брук-сити кое-что забрал у меня, я желаю это вернуть назад.

— Тебе не вернуть назад пять лет.

— Они забрали у меня свободу и мой способ зарабатывать на жизнь, и еще тысячу восемьсот двадцать шесть ночей моей жизни.

— Мщение — не самое…

— Мщение? Кому, лейтенант? Разве не я убил Милред? Она была неряшливой свиньей с дурным характером, но разве убивают людей за то, что у них плохие манеры? Это антисоциально.

— Думаю, я не смогу воспрепятствовать тебе появиться в городе.

— С помощью закона — нет. А ты ведь так уважаешь закон.

— Я тебе вот что скажу — если ума хватит, лучше особо не высовываться. Во вчерашней «Пресс» была статейка. Редакционная статья в черной рамке. Под заголовком «Реабилитация в современном духе». Не слишком приятное чтение.

— Подать в суд?

— Слишком многие не желают твоего возвращения. Если поймут, что им тебя не выжить, они станут пытаться упрятать тебя обратно в Харперсберг.

Быстрый переход