Валерка засомневался: малы еще… Тамара подсчитала и получилось, что близняшкам (Гуля и Макс были близнецы) по пятнадцать уж есть.

Не видели они ребят года три, а раньше раз в год обязательно все встречались. Семен был весельчак, они с Валеркой такое устраивали, что Тамара и Гуля от смеха со стульев падали.

Утром, когда Валерка уехал на работу, Тамара не стала валяться. Вскочив, прибралась в квартире, достала чистое белье и зазвала Капитолину, чтобы та приготовила хороший обед.

Валерка должен был привезти ребят к вечеру — самолет прибывал в шесть с минутами.

Капитолина скоренько поставила борщ, накрутила фарша, замесила тесто для пирожков, и они сели с Тамарой за стол.

Помянули Тамариных родных, и соседка, снова всплакнув, рассказала Капитолине о близняшках. Помнила она их симпатичными и очень разными: Максик — в мать, чеченку, черненький, диковатый, красивый, Гулечка — в отца, хохла, беленькая, как ангелочек, хорошенькая… Они ровесники Капиной дочки, может, дружить будут, предположила Тамара.

Капитолина кивнула, а сама подумала, что Сонечка такая стала нелюдимая, вряд ли дружба состоится… К тому же дочка ее некрасивая, захотят ли эти «ангелочки» с ней водиться?..

Она расстроилась и, сказав, что у нее дома варится обед, ушла. Ей просто не хотелось больше слушать о двух красивых детях, которые скоро станут их соседями.

Готовить она перестала давно, с тех пор как дочь заявила, что соблюдает строгую диету. Матери одной кусок в горло не лез. Зато экономия! Капитолина стала откладывать деньги Сонечке на дубленку — очень ей хотелось, чтобы дочка выглядела не хуже других. Ей казалось, что оденься Сонечка по-модному, дорого, то и похорошеет…

К вечеру Валерка привез ребят.

Гуля и Максим, на вид уже вполне взрослые, вовсе не выглядели «ангелочками» — они были черными от тоски, удрученные горем и думами, как жить дальше.

Но даже в горе и тоске оба отличались почти совершенной красотой. Черноволосый синеглазый юноша имел твердый абрис смуглого лица, девочка — беленькая, с длинными шелковистыми волосами.

Тамара, увидев ее, внутренне ахнула, вот бы кому идти на бал в ее наряде! Вот был бы фурор! А то занималась неблагодарным делом — из дерьма конфетку лепила!..

И тут же подумала, что надо ребят усыновлять-удочерять. Говорят, скоро война кончится! Да, как же!

Обо всем этом Тамара сказала в тишине ночи Валерке, и он, удивившись — Тамара всегда была равнодушна к детям, — ответил, что с кондачка такие вопросы не решаются, первым делом надо у ребят узнать, чего хотят они, а так-то он только рад будет.

Встали ребята поздно, Тамара сразу же потащила их завтракать (он был обильный, ни дать ни взять «шведский стол»), но они к еде почти не притронулись, а смотрели вокруг и на саму хозяйку отсутствующим взглядом. Тамаре стало неуютно от их безысходности.

— Мы пойдем погуляем, — сказал Максим, и Тамара попросила их купить на базаре зелени.

Она полезла было за деньгами, но Максим остановил ее: у нас есть деньги, не добавив — «тетя Тамара».

Они ушли, а Тамара, сев в кресло, уныло задумалась над тем, что все не так просто, как казалось ей ночью.

Чтобы развеяться, до прихода племянников она зазвала Сонечку как бы для повтора роли. Но девчонка радости ей не доставила, будучи в этот день совсем уж угрюмой. После прекрасных лиц Макса и Гули Сонечка показалась ей еще более уродливой. Тамара вдруг поняла, что зря она затеяла эту «историю с переодеванием». Но теперь уже поздно.

Без всякого интереса просмотрев «репетицию», Тамара сложила в бумажный большой мешок все аксессуары, и Сонечка ушла, толком не произнеся и двух слов.

Ребята пришли с прогулки немного ожившие, посветлевшие.