Если бы белок скопировал такую молекулу с той же частотой ошибок, что и природную версию, то вызывающую теорию Фуртадо можно было бы смело отправлять на свалку.
— Если он прав, — размышлял Прабир вслух, — то это многое объяснило бы. Вы же сами признались, что Теранезии, похоже, виды, близкородственные местным, были будто отделены и развивались где-то обособленно, а потом внедрены обратно. Если Фуртадо прав, то именно это и произошло. Только они были отделены, когда мутации поместили их в различные квантовые исторические линии, а затем они были «внедрены» с помощью гена, который пошел окольным путем и украл идеи у самых удачных вариантов.
Грант снисходительно улыбнулась.
— Объясни тогда плодоядных голубей. А еще кусты в виде колючей проволоки. А что насчет камуфляжа и колючек?
Прабир на некоторое время задумался.
— Это виртуальная защита. При наличии гена Сан-Паулу, можно блокировать хищников, которые никогда даже не пытались охотиться на вас, на собственной исторической линии. И пока такая защита действует, они даже пытаться не будут развиваться в этом направлении, поскольку смогут увидеть полную бессмысленность своих попыток. Это как простая шахматная программа: никаких сложных стратегий, скопированных у гроссмейстеров, а всего лишь возможность видеть на несколько ходов вперед и учитывать последствия. Если прямое вычисление подсказывает стратегию — например, рокировку — которая в среднесрочной перспективе дает преимущество над любыми возможными ходами оппонентов, то программа ее использует. И никогда от нее не откажется, даже в отсутствии непосредственной угрозы, поскольку просчитывая все достаточно далеко вперед, понимает, что любые дерганья туда-сюда немедленно будут использованы против нее.
Грант явно начала испытывать дискомфорт.
— Ты же не считаешь всерьез, что именно так все и обстоит?
— Ни в малейшей степени. Фуртадо проведет свой эксперимент с синтетической хромосомой и убедится, что ошибался.
У Грант вырвался сдержанный возглас согласия, будто она опасалась, что высказывая чрезмерную уверенность, будет испытывать судьбу.
— Я хотел спросить, — сказал Прабир, — вы уже получили результаты анализа РНК спящих взрослых?
Последний раз он слышал, что они будут продолжаться всю ночь.
— Ага. Обнаружилось, что у них вырабатывается пептид, практически идентичный хорошо известному гормону, который погружает взрослых особей бабочек определенного вида, живущих в умеренном климате, в диапаузу, когда они впадают в зимнюю спячку. А изменения в рисунке и окраске крыльев произошли, похоже, из-за серии генных воздействий очень схожих с теми, которые происходят при обычном метаморфозе. Я примерно этого и ожидала: новое использование старых трюков.
— Хорошо. Но зачем их так использовать? Я знаю, сейчас об этом говорить бессмысленно, ведь взрослые особи уже откладывали яйца во внешней среде, но не может это быть возвратом к видам, использовавшим для размножения паразитическую стадию?
Может идею возрождения генов в итоге все еще можно спасти.
— Нет, — покачала головой Грант. — Кроме того, все еще более искажено, чем ты сказал. Все мужские особи тоже откладывают яйца.
Прабир взялся за поручни ограждения и стал толкать их, разминая плечи.
— Если этот ген изначально не должен был присутствовать у каждого вида для исправления мутаций, то нам еще предстоит объяснить, как он распространился от бабочек на все остальное.
Он повернулся к Грант, обезоруживающе улыбаясь и надеясь, что ей не станет дурно от дальнейших легкомысленных рассуждений.
— Просто спора ради: если Фуртадо прав, то может гены Сан-Паулу решили, что это самый простой путь скопировать себя в плодоядных голубей. |