Мадхузре выглядела раздраженной. Она оттолкнула его руку.

— Я тоже хочу их.

Прабир похолодел. Он взял ее из-под одеяла и отнес к себе в кровать.

— Не говори Амите.

Мадхузре посмотрела на него с презрением: надо быть идиотом, чтобы предположить подобное.

— Ты знаешь, как звали Ма, пока ты не родилась? — спросил он.

— Нет.

— Ее звали Радха. А Па звали Радженда. Они жили в огромном, полном людей, шумном городе под названием Калькутта. — Прабир повторил то же самое на бенгали.

Он переключил прикроватную лампу на самый слабый свет, затем взял со столика планшет и вызвал на экран фотографию матери. Это был снимок, сделанный на параде ИРА, единственный сохранившийся, который ему удалось спасти из рабочего пространства в сети, куда он сам поместил его еще до того, как решил не отправлять по электронной почте Элеоноре.

Глаза Мадхузре загорелись от восхищения.

— Радха знала все о человеческом теле, — сказал он. — Она была самой умной и самой сильной в Кулькутте. У ее Ма и Па был большой красивый дом, но ей не было до этого дела.

Прабир перелистнул изображение на планшете, чтобы вызвать фотографию отца. Мадхузре похоже спокойно отнеслась к зрелищу металла, воткнутого в кожу, но нетерпеливо подалась вперед, чтобы рассмотреть лицо Радженды, более узнаваемое, чем лицо матери.

— Итак, она полюбила Радженду, у которого не было ничего, но он был умным и сильным, как Радха. И тоже любил ее.

Прабир подумал: я же разрушаю все это. Он не хотел заполнять свою голову сладенькими историями, похожими на сказки. Он хотел все еще чувствовать, как папины руки обхватывают его и поднимают высоко в небо. Он хотел все еще слышать мамин голос, говорящий, что они отправляются на остров бабочек. Может ли он вообще может сделать их столь же реальными для Мадхузре?

У Мадхузре возникли мысли по поводу фото Радхи.

— Почему она не плачет?

Прабир приложил пальцы к щекам.

— Здесь есть такое место, где почти нет нервных окончаний. — Он проверял это на виртуальной модели тела в сети. — В коже есть множество тонких ниточек, которые заставляют чувствовать боль, но если их не задеть, они не причинят беспокойства.

Лицо Мадхузре выражало сильные сомнения.

На кухне были шампуры. Он мог простерилизовать их на газовой плите или воспользоваться дезинфицирующим средством из аптечки. Мысль о том, что придется засовывать металл в собственную плоть, заставила его желудок сжаться. Он бы не возражал, если бы кто-то другой проделал такое с ним — вряд ли это было бы намного хуже, чем инъекции, которые ему делали, чтобы убрать шрамы с лица — но перспектива самому применять силу для этого пугала его.

Но мама делала такое и это была не сказка — доказательства находились прямо перед глазами. Тут был всего лишь вопрос уверенности в своих действиях.

— Я покажу тебе, — сказал он, положив планшет на подушку и слезая с кровати. — Но только щеки, без языка. Но когда ты вырастешь, ты поможешь мне тащить грузовик.

Мадхузре не брала на себя обязательств так просто: она снова изучила фото отца. Прабир склонился над ней.

— Посмотри на их лица. Если бы это причиняло им беспокойство, они бы не улыбались, не так ли?

Мадхузре обдумала весомость аргумента, после чего торжественно кивнула.

— Хорошо.

Часть третья

6

Прабир работал допоздна, чтобы закончить проект, чтобы мысли о нем не жужжали мухами в голове все выходные. Проект не был чем-то экстраординарным, но оставался ряд небольших проблем, которые требовали всего его внимания.