— Это про дом в лесу? — уточнил Ларенц.

— Да.

— А потом?

— А потом она сказала такую вещь, которую я никогда в жизни не забуду. — Сжав губы, Анна сымитировала детский шепот: — Я покажу тебе, где живет моя болезнь.

— Где живет? — удивился Ларенц.

— Да, она так сказала.

Виктора трясло. Вообще-то он мерз, с тех пор как они вернулись. Но когда Анна сказала эту фразу искаженным голосом, ему стало еще хуже.

— Ну и где же? Где жила болезнь?

— Шарлотта все время руководила мной. Мы въехали в Берлин по мосту Глиникер. Честно говоря, я точно не помню, как мы добрались до того огромного участка. Я нечасто бывала в том районе. Кроме того, Шарлотте неожиданно стало плохо.

Виктор почувствовал боль в животе.

— Что с ней случилось?

— Вначале у нее потекла кровь из носа, я остановилась на обочине, кажется, где-то около пивной на берегу озера Ваннзее. Она легла на заднее сиденье. Но как только кровотечение остановилось…

…начался озноб.

— …она вся затряслась. Это был такой сильный озноб, что я даже хотела ехать в больницу. — Анна делано засмеялась. — Но потом поняла, что я довольно странно буду смотреться с призраком в отделении неотложной помощи.

— Вы не стали ей помогать?

— Нет-нет, помогла. Хотя поначалу хотела бороться со своими галлюцинациями. Но Шарлотте становилось все хуже. Она дрожала и, плача, умоляла меня купить в аптеке…

…пенициллин.

— …один антибиотик. Я сказала, что без рецепта мне его не дадут. Но тут она впала в ярость и накричала на меня.

— Она кричала?

— Да. Насколько могла своим слабым голоском. Это было ужасно: она всхлипывала, рыдала, кричала.

— И что же она вам говорила?

— «Это ты меня придумала. Ты сделала меня больной! Теперь сделай здоровой!» И хотя я прекрасно понимала, что это галлюцинация, что никакой Шарлотты и в помине нет, но все-таки доехала до аптеки и купила ей парацетамол от головной боли. И даже уговорила аптекаря продать мне без рецепта пенициллин. «Это для моего больного ребенка», — объяснила я, пообещав завтра же принести рецепт. Конечно, я делала это все исключительно для себя, я же знала, что картины и голоса пропадут из моей головы, если я буду слушаться Шарлотту.

— И что было потом?

— После аптеки нам обеим стало гораздо лучше.

Виктор больше не перебивал Анну вопросами, дожидаясь, чтобы она говорила сама.

— Она приняла две таблетки, но они почти не подействовали. Наоборот, мне показалось, что ей стало хуже. Она побледнела и обмякла. Но, по крайней мере, она замолчала и не упрекала меня ни в чем. Ее приступ произвел на меня очень тяжелое впечатление, и я даже не помню, как мы доехали до большого дома на берегу.

— Опишите мне его.

— Это, наверное, один из самых красивых домов в Берлине. Я и не знала, что такое можно встретить в нашем городе. Огромный участок, несколько тысяч квадратных метров, на склоне, с собственным пляжем и лодочным причалом. Дом больше обычной виллы, в классическом стиле, но с элементами итальянского Ренессанса — эркеры, башенки, различные украшения. Неудивительно, что Шарлотта называла его дворцом.

Остров Шваненвердер.

Виктор был абсолютно уверен. Совпадений оказалось слишком много, чтобы это было случайностью.

— Но самое удивительное — это был не участок и не дом, — продолжала Анна, — а огромное количество людей. Они толпились вокруг. Мы оставили машину перед небольшим мостиком и пошли пешком, потому что проезд перекрывали грузовики.