— Нет, он не местный уроженец, — ответила девушка. — То есть не американец, уверена.

— Может, нигериец? Не показалось ли вам, что он говорил так же, как Дэниел?

— Возможно. — Она стиснула зубы, чтобы не разрыдаться снова, а минутой позже добавила: — Мне трудно сказать что-либо определенное по этому поводу. После всего того, что произошло, голова работает не лучшим образом. Вы уж извините.

— Здесь есть нигерийцы? — спросил я, поворачиваясь к собравшимся. — Мне нужен человек, говорящий с нигерийским акцентом.

— Извините, офицер, но таких среди нас нет, — подал голос молодой человек с прической а-ля Джимми Хендрикс и в тонкой белой рубашке того покроя, какие обычно надевают со смокингом. Расстегнутая, она открывала костлявую грудь с болтавшимися на ней цепочками, золотыми амулетами и прочими украшениями. — Я, к примеру, говорю на языке йоруба. Также здесь есть люди, говорящие на игбо и хауса. И дюжине других языков и наречий. Не уверен, что вы поступаете тактично, намекая на то, что один из нас…

— Вот! — вскричала девушка, положив дрожащую руку мне на предплечье. Я заметил, что почти одновременно с ее словами несколько голов в гардеробной кивнули. — Убийца говорил с таким же акцентом. Точь-в-точь, как у него!

Глава двадцать третья

В два часа ночи я все еще находился в ночном клубе на месте преступления и продолжал опрашивать свидетелей, но их ответы из-за моего крайнего утомления путались у меня в голове и казались очень похожими один на другой. Вдруг зазвонил мой сотовый, лежавший в заднем кармане брюк. Я подумал, что мне, возможно, звонят из Нигерийского посольства и сразу же выхватил его из кармана.

— Алекс Кросс, Центральное управление, — произнес я.

— Папа?

Я удивился, что в два часа ночи услышал по телефону голос сына. Господи, что еще у него там стряслось?

— Что случилось? — спросил я своего четырнадцатилетнего сына, учившегося в школе в Массачусетсе.

— Да так… Ничего особенного, — пробормотал Дэймиен. Похоже, услышав мой взволнованный голос, он почувствовал себя неловко. — Просто никак не могу до тебя дозвониться. А между тем у меня есть кое-какие хорошие новости.

Я с облегчением перевел дух и сразу почувствовал себя лучше, хотя сердце мое все еще часто билось.

— Это здорово. Хорошие новости мне бы не помешали. Но я не понимаю, почему ты до сих пор не спишь?

— Потому что мне понадобилось связаться с тобой. А тебя нигде нет. Я и домой звонил, и с Наной разговаривал. Ты же знаешь, как я не люблю звонить тебе на сотовый? Но пришлось.

Я глубоко вздохнул и поднялся, желая оказаться подальше и от места преступления, и от суетившихся там сотрудников отдела экспертизы. Для этого я потащился в холл, куда выходили двери туалетных комнат. Признаться, я был рад слышать Дэймиена в любое время, поскольку скучал о нем, о наших вечерних разговорах по душам, уроках бокса, которые давал ему, о совместных походах во Дворец спорта, где он играл в баскетбол, а я сидел в зале и болел за него.

— Ну так в чем же заключается твоя хорошая новость? Давай выкладывай, не тяни…

— Нана уже знает, но мне захотелось сказать тебе об этом самому. Дело в том, что я сдал экстерном экзамены и зачислен на первый курс колледжа. Ну так как: хорошая это новость — или нет? Ой, совсем забыл! На экзаменах я получил по всем предметам высшие баллы.

— Что ж, поздравляю тебя, Дэймиен. Похоже, ты там зря времени не теряешь. — Мои губы начали расплываться в улыбке.

Позже я думал, что было довольно странно вести этот разговор в освещенном неоновыми лампами холле, куда выходили двери туалетов, где пахло алкоголем, дезинфицирующей жидкостью и… смертью. Но как бы то ни было, Дэймиен действительно сообщил мне хорошую новость.