А ведь в этой пословице речь идет о достаточно крупных городах, насчитывающих от пятнадцати до двадцати пяти тысяч жителей, которые сообща способны отразить нападение бандитов с гор. Что же говорить тогда о маленьких затерянных селениях, ничем не защищенных от наглых набегов непрошеных гостей. Их положение просто ужасно. Впрочем, слушайте…

В местечке Салько, что в нескольких километрах от Приштины, — был праздник.

Никея, дочь деревенского старосты Грегорио Пертикари, выходила замуж за Жоаннеса, своего обожаемого жениха, ее доброго друга с юных лет. Какая прекрасная пара!

Она — само олицетворение торжествующей красоты, о чем говорит и имя Нике, что в переводе с греческого значит Победа. Прелестная Никея достойна носить его, как и лазурно-солнечный город Ницца во Франции, — на мелодичном языке эллинов он тоже называется Нике.

Ей двадцать лет. Волосы девушки — как спелая рожь, а глаза, полные нежности, — будто сапфиры. На розовых устах играет счастливая улыбка, сулящая любовь, надежду, блаженство, и от этой ласковой улыбки ликует сердце молодого супруга.

Он — смуглый, словно цыган, с иссиня-черными волосами. Большие выразительные глаза сияют, как два алмаза, тонкая полоска усов не закрывает яркие губы. Вздернутый, подобно римскому, подбородок говорит об энергии и темпераменте.

У сильного, крепкого юноши с горящим взором и металлическими нотками в голосе — душа доверчивого ребенка и благородное преданное сердце.

Отец только что благословил молодых. Растроганный до слез, он добавил дрожащим от волнения голосом:

— Будьте счастливы, дети! Времена сейчас смутные, будущее скрыто от нас… Но вы здоровы, полны сил, вы любите друг друга, и, наконец, вы молоды, а молодости свойственно надеяться. Не теряйте же надежду и будьте счастливы! Пусть ничто не потревожит радость и покои этого прекрасного дня!

Речь старика отца была выслушана с глубоким волнением. Некоторое время стояла уважительная тишина, а потом робко заиграл маленький оркестрик. Голоса гу́злы, флажолета, тамбурина и волынки, инструментов столь различных между собой, но столь милых сердцу южных славян, постепенно окрепли, и мелодия полилась.

Юноши, в ярко-красных и коричневых куртках, в длинных, обшитых черной тесьмой шароварах с поясами из фиолетового шелка, подошли к своим нарядным подругам.

Девушки, в греческих чепчиках, с тугими светлыми косами, украшенными золотыми цехинами, серебряными побрякушками и коралловыми бусинами, были очаровательны. С первыми звуками музыки их ножки, обутые в изящные красные ботинки, как бы сами пустились в пляс. Пьянея от зажигательных мелодий и стремительных движений, молодые пары закружились в вихре танца.

Чуть поодаль, обнявшись, счастливые новобрачные нежно переглядывались, шепча что-то на ухо друг другу. Прежде чем влиться в этот веселый людской водоворот, им хотелось побыть немного вдвоем.

— Да, отец верно сказал, — шепнула Никея, — настоящее жестоко, а будущее — неизвестно. Но с тобой, Жоаннес, я ничего не боюсь. Твоя любовь делает меня сильной.

— Как надоело вечно жить в ожидании беды. Я все сделаю, душа моя, чтобы избавить тебя от этого страха!

— Но в наших краях столько горя и слез! Ты долго жил вдали от дома и многого не знаешь…

— Не знаю, как бесчинствуют турки?! И особенно албанцы?! Но чем кровожадней эти псы, тем решительней надо с ними бороться.

— Ты будешь одинок в этой борьбе. За много веков умы наших земляков оцепенели от страха. Надо смириться и ждать. И платить оброк. Если работать не покладая рук, как-то прожить можно.

— И тебе по нраву такая жизнь?!

— Я все стерплю, лишь бы не потерять тебя. И если хочешь избавить меня от страха, умоляю, не лезь на рожон.