— Так, хорошо.

Потом приложил дощечку Грегорио к своей и соединил их. Обе половинки плотно подошли одна к другой и точно совпали.

Этот простейший инструмент представлял собой старинную меру счета, ею пользовались еще в средние века.

Одни метки обозначали количество взимаемых баранов, другие — мешков с зерном, третьи — бочек с вином.

Марко принялся с серьезным видом подсчитывать:

— Итак, ты мне должен тридцать баранов, двенадцать бочек вина, восемнадцать мешков зерна, ну а насчет остального — посмотрим.

Несчастный крестьянин застонал.

— Сеньор, сжальтесь надо мной, умоляю вас! Я в бедственном положении. Поля побило градом, виноградники вымерзли, а ваш окаянный леопард только что загрыз почти все мое стадо. Я остался без хлеба, без вина и без баранов. Во всем Косове не сыскать сейчас человека беднее меня.

— Охотно верю, друг мой. Мне от души жаль тебя, — отвечал Марко с притворным состраданием. — Но лучше не вспоминай о баранах. У Хаджа тяжелый характер. Он решит, что ты упрекаешь его в чем-то, и может рассердиться. Ну так и быть. На этот раз я обойдусь без всего этого. Надо же выручать своих друзей, когда им приходится туго.

Эта неожиданная щедрость и обескуражила и обеспокоила Грегорио.

— Вы так добры, сеньор! Но как же я тогда расплачусь с вами?

— Очень просто. Деньгами!

— День… га… ми… — забормотал старик. — Но у меня нет ни одного пиастра!

— Ты плохо слушаешь меня! — В голосе бандита появились угрожающие нотки.

— Да я разорен, разорен!

— Итак, сто пиастров за баранов…

— Но ведь ваш зверь зарезал почти всех!

— Именно поэтому ты и должен мне за них заплатить.

— Боже мой! Сто пиастров! Клянусь спасением души, у меня нет таких денег!

Марко, поигрывавший все это время кинжалом, с молниеносной быстротой подскочил к старику, крепко схватил его ухо большим и указательным пальцами и наотмашь отсек одним ударом.

Тот взвыл. Кровь хлынула ручьем. Жоаннес и Никея бросились к Грегорио.

Марко спокойно швырнул отрезанное ухо на стол и пригвоздил его кинжалом.

— Вот что я обычно имею в виду, когда говорю «давай сюда свое ухо»! Надеюсь, это ухо будет теперь слушать меня более внимательно.

— Сжальтесь над моим отцом, сеньор Марко! — рыдая умоляла Никея.

— Негодяй! — проревел Жоаннес.

Оставаясь внешне невозмутимым, албанец пронзительно свистнул.

Повинуясь привычному сигналу, леопард впрыгнул через окно в дом и с яростным рычанием улегся у ног хозяина.

Марко нехорошо улыбнулся.

— Еще больше, чем баранину, мой Хадж любит мясо православных христиан. У него острые клыки, и он скор на расправу. А громкие крики и резкие движения сильно действуют ему на нервы. Так что в ваших же интересах вести себя спокойно, иначе я не ручаюсь за последствия.

Старик перестал стонать. Дочь обтирала струящуюся из раны кровь, а зять поддерживал и ободрял его.

Не обращая на них никакого внимания, Марко продолжал свои подсчеты:

— Итак, сто пиастров за баранов, сто пиастров за вино, сто пиастров за зерно.

Совершенно подавленный, Грегорио согласно кивнул головой и надтреснутым голосом ответил:

— Сила на твоей стороне. Если ты требуешь, я заплачу, но, видит Бог, я не знаю, где взять эти деньги.

— Ты же деревенский староста! Поступай как я. Поговори с жителями, постарайся найти для них убедительные доводы, вроде моих… Однако продолжим. Время — деньги, так, кажется, у вас говорят.