— Завтрак в семь, Айлин, — сказал Баум ей в то утро. — Сегодня я уеду пораньше. У меня встреча в половине девятого с членами рабочего комитета.

Баум вышел из кухни, пробежал по дорожке, перемахнул через небольшой заборчик и углубился в лес. Он бежал не трусцой, а скорее в спортивном стиле по знакомым тропинкам, обдумывая запланированные на день дела.

К шести сорока пяти Баум, завершив утреннюю прогулку, выбежал из леса и помчался по главной дороге к дому. Как всегда, ему повстречался почтовый фургон Пата Лири. Фургон остановился. Бауму, за лобовым стеклом, был виден привычный силуэт Лири в форменной фуражке и плаще. Почтальон склонился над связкой газет.

Подбежав к фургону, Баум заглянул в открытое окно.

— Что у тебя для меня сегодня, Патрик?

На него смотрел незнакомец: темные спокойные глаза, тонкие черты — казалось, опасаться абсолютно нечего, но все же это был лик самой Смерти.

— Мне по-настоящему жаль, — сказал Кухулин. — Вы прекрасный человек.

«Вальтер» в левой руке Кухулина был направлен точно между глаз Баума. Послышался негромкий хлопок выстрела, и немец рухнул на обочину дороги, разбрызгивая кровь по мокрой траве.

Кухулин сразу же уехал и через пять минут уже был у моста, там, где оставил Лири. Бросив фуражку и плащ рядом с телом почтальона, Кухулин побежал между деревьями, перебрался через деревянный забор, ограждающий заброшенную ферму. Там в густой траве лежал мотоцикл «БСА». С него было снято все лишнее — специально для езды по холмам, и стояли шипованные шины. По обеим сторонам границы такие машины использовались местными фермерами. Кухулин надел старый мотоциклетный шлем с узким щитком, забрался на сиденье и ударил ногой по педали. Двигатель сразу же завелся, и Кухулин помчался прочь. По пути ему встретилась лишь повозка местного молочника.

Пошел дождь, его капли падали на лицо Ганса Вольфганга Баума. Спустя полчаса к нему подъехал молочник.

В это время в пятнадцати милях южнее Клади Кухулин выехал на главную дорогу и пересек границу. Теперь он был в безопасности — на территории Ирландской республики.

Через десять минут он остановился у телефонного аппарата, набрал номер газеты «Белфаст Телеграф», попросил соединить с отделом новостей и заявил, что убийство Ганса Вольфганга Баума — дело рук Ирландской Республиканской Армии.

— Ничего не понимаю, — в сердцах сказал Фергюсон. — Баума все любили, местные католики как один были за него. Он здорово воевал с собственными директорами, чтобы разместить завод именно в Килганноне. А сейчас совет компании наверняка переведет производство куда-нибудь в другое место. Тысячи католиков и протестантов снова останутся без работы и снова примутся перерезать друг другу глотки.

— Но разве не этого и добивается ИРА?

— Я бы так не сказал, Гарри. Только не сейчас. Это грязное убийство. Безжалостное уничтожение доброго человека, уважаемого всеми католиками округа, принесет только вред самой ИРА, рядовые члены явно не одобрят его. Этого-то я как раз и не могу понять. Совершить такую глупость… — Фергюсон постучал пальцем по досье Баума, принесенному Фоксом. — Баум тайно встречался с Мартином Мак-Гиннесом, и Мак-Гиннес заверил его в добрых намерениях ИРА в отношении предприятия Баума. Что бы ни говорили о Мак-Гиннесе, он далеко не дурак. — Фергюсон покачал головой. — Черт, не сходятся концы с концами.

Лампочка на красном телефоне снова замигала. Фергюсон взял трубку.

— Слушаю. Хорошо, господин министр.