Мартин Бек пробежал письмо, написанное по‑английски в весьма официальных и учтивых оборотах. Визит президента был намечен на пятое июня, то есть оставалось меньше месяца, и представителю шведского полицейского ведомства предлагалось прибыть за две недели, чтобы детально ознакомиться с важнейшими этапами подготовительной работы. Затейливая подпись была совершенно неразборчива, но тут же расшифрована машинописью. Фамилия испанская, длинная, с налетом благородства и аристократизма.

Когда письмо вернулось в зеленую папку, начальник ЦПУ объявил:

– Теперь спрашивается, кого мы туда пошлем.

Стиг Мальм задумчиво уставился в потолок, но ничего не сказал.

Мартин Бек опасался, как бы не выдвинули его кандидатуру. Пять лет назад, до того как он расторг свой неудачный брак, Мартин Бек охотно взялся бы за это дело, только бы уехать на время из дому. Теперь ему вовсе не хотелось уезжать, и он поспешил сказать:

– Это, скорее, по части секретной полиции.

– Мне нельзя уезжать. – вступил Мёллер. – Во‑первых, я не могу оставить отдел, потому что у нас возникли проблемы с реорганизацией, которые надо срочно решать. Во‑вторых, наш отдел достаточно осведомлен о делах такого рода, пусть лучше поедет человек, которому надо пополнить свои знания в вопросах безопасности. Скажем, кто‑нибудь из уголовного розыска или из охраны порядка. Все равно ведь он, когда вернется, поделится с нами своими наблюдениями, труд его пойдет на пользу всем.

Начальник ЦПУ кивнул.

– Пожалуй, ты прав, Эрик. И как ты сам сказал, тебя мы сейчас отпустить не можем. Тебя тоже, Мартин.

Мартин Бек облегченно вздохнул.

– К тому же я не говорю по‑испански, – добавил шеф секретной полиции.

– А кто говорит‑то, – сказал Мальм с компанейской улыбкой.

Он знал, что начальник ЦПУ тоже не владеет кастильским наречием.

– Я знаю человека, который говорит по‑испански, – заметил Мартин Бек.

Мальм наморщил лоб.

– Это кто же? Из уголовной полиции?

– Оттуда. Гюнвальд Ларссон.

Мальм еще больше наморщил лоб. Потом недоверчиво улыбнулся и сказал:

– Но ведь его нельзя посылать.

– Почему, – возразил Мартин Бек, – По‑моему, он вполне подходит.

Он поймал себя на том, что говорит с вызовом.

Ратовать за Гюнвальда Ларссона не было в правилах Мартина Бека, но его задел тон Мальма. К тому же он привык, что его мнение почти никогда не сходится со взглядами Стига Мальма, и привык возражать ему.

– Этот медведь недостоин представлять наше ведомство, – настаивал Мальм.

– Он в самом деле говорит по‑испански? – недоверчиво произнес начальник ЦПУ. – Где же это он научился?

– Когда служил на флоте, побывал в странах, где говорят по‑испански, – ответил Мартин Бек. – И в этом городе, наверно, бывал. Там ведь большой порт. Кстати, он еще свободно изъясняется по‑английски, по‑французски и по‑немецки. Знает немножко русский. Можешь проверить по его личному делу.

– Все равно он медведь, – твердил Стиг Мальм.

Начальник ЦПУ задумался.

– Я проверю его личное дело, – сказал он. – Я и сам о нем подумывал. Конечно, он иногда бывает грубоват и очень уж недисциплинирован. В то же время он, несомненно, один из наших лучших следователей, хоть и не любит подчиняться приказам и следовать уставу.

Он повернулся к шефу секретной полиции.

– Что ты скажешь, Эрик? Годится он, по‑твоему?

– Ну, особой симпатии я к нему не испытываю, но так‑то возразить нечего.