— Может, и не они нам в церкви наследили.
Но из той же породы.
— Нормальные ребята, нечего к ним цепляться, — Атаман опустил руки и сделал шаг в середину круга.
— Тебе кто разрешил? — пустил пену толстяк, чья шея, как тесто, выпирала из ворота мундира. — Стать как стоял!
— Хорош командовать, — оборвал казак, узнавший Терпухина. — Земляка своего обижать не дам.
— Ну вот и делай с вами дела после этого, — плюнул гладкорожий. — Без дисциплины мы не отряд, а шайка-лейка.
— А кто вас командирами ставил? Такой же шпак, в жизни пороху не нюхавший.
— Развелось начальников городских. Хуже, чем при коммуняках, поддержал другой казак.
Терпухин уже провел мысленно разграничительную линию. Несколько человек из группы напоминали скорее артистов, наряженных для съемок фильма, новенькие мундиры, начищенные сапоги, кресты на груди. Только вот физиономии слишком холеные и волосы подстрижены явно в городских недешевых парикмахерских.
— Сам хочешь командовать? Давай, посмотрим, как у тебя получится.
— На автобусе разъезжают, с комфортом. Белые люди. А нам и «Урал» сгодится.
— Погоны на себя нацепили, ордена! Завтра они нас еще налогом обложат на штаб себе в центре города. Будут там девок трахать.
Конфликт явно назревал и раньше, сейчас только появился повод, чтобы нарыв прорвало.
О Терпухине и его спутниках временно забыли.
Кончилось тем, что городские «начальники» направились к своему микроавтобусу.
— Кто хочет дурака валять — на здоровье.
В ком совесть проснется, тот знает номер моего сотового, — бросил на прощанье гладкорожий.
— Вали отсюда. Перышко в одно место.
Станичники все остались, кроме одного. Заново развели костер, расселись вокруг. Тут Терпухин узнал, что отправились они на поиски святотатцев, осквернивших Божий храм.
— Один он там был, почти наверняка один. Мы вот с хлопцами тоже его выслеживаем, — Терпухин не счел нужным скрывать правду. — Так что не все байкеры одним миром мазаны.
— Доказывай что хочешь, но вся эта плесень колота-переколота. Ширанутся и вперед на трассу.
— Попробовал бы ты ширанутый на трассу выскочить, — негромко подал голос Штурман.
Они с Майком пока еще чувствовали себя не в своей тарелке, сидели в стороне.
— Видишь? Знает, чем пахнет, пробовал.
— Ну пробовал. Стрелять меня теперь надо за три раза? Пробовал и больше не хочу. Сам, скажешь, ни разу не надрался.
— Мне лет уже тридцать пять, не то что тебе, сопляку, — возмутился казак. — И водку с ширевом не сравнивай. Водку люди испокон веков пили и жили как люди. А как пошла наркота, так и начались загибы. Чтоб от водки крыша поехала, лет двадцать надо не просыхать.
— Теперь по делу, — заговорил Атаман. — Я над вами не начальник, такой же казак, как все.
Только не советую разъезжать всем скопом на «Урале». Не дай бог, в самом деле наткнетесь на этого отморозка, он вас на вираже всех зараз похоронит. Останетесь в «Урале», как в братской могиле.
— Не пугай, здесь все пуганые.
— Я не пугаю. В свое время видел его с близкого расстояния, на моих глазах двух хороших людей угробил. И ушел, зараза…
— Видел, значит? Маньяк?
— Даже у маньяков есть страх. Они не круглые сутки маньяки, потом снова становятся похожими на людей. А этот не такой, сомневаюсь, чтобы он хоть на время мог стать овцой или прикинуться. |