Вадим, это неприлично! Я потратил время, приехал сюда, жду твоего приятеля, а ты, оказывается, все перепутал! — раздраженно высказался Иванов. —* В конце концов ты мог бы позвонить раньше и предупредить меня, чтобы я не приезжал.

Извините, — попросил Вадик. — Я вчера в футбол играл. Мне мячом в башку так засветили, что я до сих пор как под наркозом хожу, ничего не соображаю. .

Лечиться надо!

Не попрощавшись, Иванов отключил свой мобильник и убрал его в карман пиджака. Затем он поспешно сел в старый «Форд», развернулся и поехал в обратную сторону. Ребята не успели опомниться, как его серебристая иномарка свернула в боковую улицу, в ту, из которой вчера выбежала Майя. Вестибюль метро находился на пригорке, поэтому отсюда дорога была видна как на ладони.

Ты что тормозишь? Бежим скорей ловить тачку! Надо ехать за ним, пока он не исчез из вида! — поторопил приятеля рузырь.

Не надо ловить тачку. Расслабься, — спокойно сказал Ситников, направляясь к выходу. — Он свернул в боковую улицу, значит, остановится в ближайшем дворе. Та улица ведет к кварталам жилых домов, за которыми лежит железная дорога. В общем, железная дорога как бы отсекает другую часть города. Если он поехал в ту сторону, то, сто процентов, остановится в каком-нибудь дворе.

Откуда ты это знаешь?

Однажды я на скутере туда заехал, хотел дворами на другую улицу выехать, а там — голяк, вместо улицы — рельсы. Пришлось обратно на это шоссе выезжать, — объяснял Вадик, уверенно шагая к тому месту, где он вчера чуть не сбил Майю.

Приятели недолго искали подержанный «Форд» Иванова. Они свернули в боковую улицу, по которой вчера девочка убегала от серебристой иномарки, затем миновали квартал стандартных девятиэтажек, вышли к следующему двору и разом, не сговариваясь, остановились.

Ты видишь то же, что и я? — спросил Вадик, схватив Пузыря за предплечье.

Ага, я вижу твою галлюцинацию.

Перед воротами трехэтажного здания, окруженного высоким железобетонным забором, на перилах сидели, как куры на насесте, двое очкариков: один — копия другого. На воротах желтела латунная табличка «Школа—интернат санаторного типа». Очкарики лузгали семечки, то и дело посматривали на часы, наверное, кого—то ждали.

Близнецы... — произнес Пузырь. — Как же ты сразу не догадался? Ведь это самое простое объяснение.

Вот когда ты на скутере чуть не собьешь девчонку, а потом тебя вызовут на допрос в инспекцию по делам несовершеннолетних, вот тогда я посмотрю, как быстро тебе в башку придет это простое объяснение, — сказал Вадик в свое оправдание. — После допроса у тебя вообще ни одной мысли не возникнет, станешь как овощ.

У меня всегда возникают мысли — четкие, быстрые и ясные, потому что мой мозг — быстрый, как сама мысль, — похвастался Пузырь.

В это время из—за поворота выехал «Икарус» с желтой табличкой «дети» в левом углу лобового стекла. Очкарики оживились: один из них связался с кем—то по мобильнику, другой подбежал к воротам и стал махать водителю руками, крича при этом, как настоящий регулировщик: «Давай, давай на меня! Еще метра три! Давай, давай, не шугайся! Стоп!» — крикнул он, скрестив руки над головой, точно изображал оленя.

Автобус медленно развернулся на узкой улице, задним ходом осторожно подъехал к школе—интернату и остановился так, что его передние двери оказались вровень с воротами школьного забора.

Вадик догадался, что очкарики вместе с другими учащимися интерната через несколько минут уедут на экскурсию, и тогда он снова потеряет их след на неопределенное время. Он решил действовать, не медля ни секунды.