Любила бы — если бы что? Очевидно, если была бы женщиной.

Женственность во мне не от пола, а от творчества.

Парки сонной лепетанье — такая.

Да, женщина — поскольку колдунья. И поскольку — поэт.

Февраль 1922 г.

Здесь кончается моя старая верная московская тетрадь (черепаха, ящерица, та, которую десять лет спустя с любовью грею на солнце). (1932 г.)

Несколько записей, случайно не внесенных и относящихся к марту 1921 г., т. е. к году до:

Кто закон голубиный вымарывал?

Непереносным костром в груди

Вражда — вот пепл ее, на бумаге.

Непереносны на площади

Чужие гимны, чужие флаги.

Непереносно, когда рожден

Сынóм, сыновнейшим из сыновних,

Святые ризы делить с жидом

И миновать ее гроб на дровнях.

И знать, что тело ее черно,

Что вместо матери — тлен и черви.

О, будьте прокляты вы, ярмо

Любви сыновней, любви дочерней!

И знать, что в каждом она дому,

И что из каждого дома — вынос.

— Непереносно! — И потому

Да будет проклят — кто это вынес!

Март 1921 г.

Изнемогая как Роландов рог…

Как нежный шут о злом своем уродстве

Я повествую о своем сиротстве…

За князем — род, за серафимом — сонм,

За каждым — тысячи таких как он,

Чтоб пошатнувшись — на живую стену

Упал и знал — что тысячи на смену!

Солдат — полком, бес — легионом горд,

За вором — сброд, а за шутом — всё горб.

Так, наконец, усталая держаться

Сознаньем: перст и назначеньем: драться

Под свист глупца и мещанина смех

— Одна из всех — за всех — противу всех! —

Стою и шлю, закаменев от взлету

Сей громкий зов в небесные пустоты.

И сей пожар в груди тому залог

Что некий Карл тебя услышит, Рог!

Март 1921 г.

Не в споре, а в мире —

Согласные сестры.

Одна — меч двуострый

Меж грудью и миром

Восставив: не выйду!

Другая, чтоб не было гостю обиды —

И медом и миром.

Дети литературных матерей: литераторов — или жен (т. е. нищих и не умеющих шить (жить!)) всегда отличаются необычайностью одежды, необычайностью обусловленной: необычайностью вкусов и случайностью (несостоятельностью) средств к осуществлению.

Пример: Мирра Бальмонт, которую — улица Революции 1920 г. — всегда водят в белом, т. е. грязном — и разном.

Пример: Аля — в мальчиковых рубашечках, схваченных юнкерским поясом и моей работы берете с георгиевской ленточкой.

Не только дети — сами матери (мое полотняное красное московское и мое полотняное синее берлинско-парижское, мои паруса, моря полотна!).

И отцы (шляпа Бальмонта, галстук Чирикова, шарф Пастернака), — без различия дара и возраста. О цилиндре и плисовых шароварах Есенина не говорю, ибо — маскарад, для других, я говорю о кровном, скромном, роковом.

О Боже ты мой, как объяснить, что поэт прежде всего —СТРОЙ ДУШИ!

Аля: винный (от невинный)

затменные фонтаны

Девочка на улице, при виде нас с Алей:

— Мне жалко эту маму! Она стра — ашная!

Ребенок, щурящийся чтобы увидеть собственные глаза.