А обо мне зайдет, скажи: просторы,

Еще: прощай, еще: рукой не трогать!

Да, ибо создана в тот день, в который

Кровь создана — и мех, крыло — и коготь.

Как буйствовала по

Первая кровь — и как в крыле вздымалась!

И как потом — увы! — месивом стылым

В тот глиняный сосуд — самая малость.

Не одолеть бескровному завету

Моей крови — пернатой и косматой!

Ни даже года в ней, ни даже века:

Ты в метрике моей прочтешь: день пятый.

31-го нового мая 1922 г.

Где милосердная рука,

Приемлющая без отдачи?

А если у меня к тебе

Страсть к голоду и страсть к алчбе —

Минующая хлеб и воду?

Единственен и неделим

Вздох — и не место здесь двоим

             Ибо

Бог — и на голод ненасытен.

Божественно и безоглядно

Растет прибой.

Не губы, жмущиеся жадно

К руке чужой —

Нет, раковины в час прилива

Тишайший труд.

Божественно и терпеливо:

Так море — пьют.

Рýку чужого человека

Нести к губам.

Отчаяннейшее из мужеств —

Чужая плоть.

Не спрашиваю — и не спрашивайте!

Ведь праведными — не накрашенными —

Устами ведь, а не стихами ведь:

Не памятниками: беспамятствами.

Час, когда Бог подаст

Я никогда не понимаю, что я в жизни человека.

(Очевидно — ничто. 1932 г.)

Всё те ж: утешь!

Всё те ж: убей!

Твоя неласковая ласточка

Милый друг, теперь работаю только так: око за око, т. е. письмо за письмо. Пришел час: или нашей беседы или моего замолчания. (Замечаете, что змея начинает поднимать голову? — недораздавленную.)

У Вас нет ко мне ни доверия, ни человеческого отношения, Вы втайне считаете меня вредной и льститесь на меня вопреки чему-то в себе. Завороженность, а не приверженность. — Жаль.

— Марина! Наша комната сейчас похожа на чердак горничных. И горничная удивляется, что господин не говорит ей, что ее любит.

Тих междуребёрный расстрел,

Глух междуребёрный застенок.

… 

…От нищенств и напраслин.

Да, ибо в час, когда придут цари —

Дитя покинет ясли.

Сиротствующее — найдет отца

И даже век не взбросит

Когда придут и розы и сердца

И лавры на серебряном подносе

Удостоверишься — повремени!

Что выброшенной на солому

Не надо было ей ни славы, ни

Сокровищницы Соломона.

И вместо всех — в мáревах дней и судьб —

Мне строящихся храмов —

Я бы хотела тáк: камень на грудь —

И пóд голову — камень.

До убедительности, до

Убийственности — просто:

Две птицы вили мне гнездо:

Истина и Сиротство.

Ты, последний мой колышек

В грудь забитую наглухо.

Danzig Promenade, 6

Verlag «Век Культуры»

Иван Яковлевич Герман

Lützow 85-49

Magdeburger Straße 25

Pension Höltzl-Sheridan

Nestorstraße 6 bei Pinkus

Herr Sotschiwko

— Конец радужной тетради —

Берлин, июль 1922 г.