И пробуждение: он видит (зритель не видит), как Эгей бросается в море. Или: гонец.

О другом:

От этой болезни: времени — нас лечит только то, что из времени уводит: музыка, работа, любовь. Все остальные занятия — тщетны.

(NB! Любовь есть только вид времени, его острая форма. — 1932 г.)

Спрут зимой гложет и сосет свою ногу.

Борей (зимний ветер) из Фракии.

Фиалковые струи Гипокрены.

Кругоземельный Океан.

Одежда Тезея: Шлем. Красный хитон. Сверху плащ.

Лемносский пламень (ныне потухший вулкан).

Вопленницы.

О другом:

Колени: колыбель: каюта.

Я любовь свою как купол

Опускаю над тобой.

В колыбель моих колен

Неутомимо и неутолимо — люблю.

Аэропланы — как летаргия.

           ивы...

Дерева — как взрывы.

Дерево — как фонтан.

О, вечная песенка:

Если б встретиться раньше!

Дней тихие стада,

Идите тихо.

Письма, ношенные на груди —

Нечитаемы

(NB! те, сложенные в конверт, те — нечитаны)

Сердце ушло — со всеми солдатами!

Вулкан, извергающий слезы и строфы.

МАЛЕНЬКАЯ ЗАПИСНАЯ ЧЕРНАЯ

Прага

Октябрь-ноябрь 1923 г.

(Карандашом в книжку, очень сокращённо и почти совсем стерто)

Вернувшись лежала как мертвая на полу.

Я перед Вами не виновата (я Вас тогда не знала), я перед любовью виновата, я готова была молиться, у меня была вера отчаяния. Господи, сделай чудо, дай мне поверить в тебя (в любовь). Ибо если Бог — один, любовь — одна, ибо если Бог — есть, любовь — есть. А потом подумала: смерть. Это было огромное облегчение, единственная возможность в этот час. Смерть и мост. В тот час.

Думаю о смерти с усладой, ибо:

У живущих? — жизнью веселой

Далеко не веселая жизнь!

Держите меня крепче, не уступайте, не возвращайте меня — жизни. Столкните лучше в смерть. Дело не в том чтобы писать стихи.

Такое можно рассказывать, когда впереди достаточно времени, чтобы забыть, т. е. будущее целой ночи или целой жизни.

(Я же не пропуск одного слова преступник?)

Такое можно рассказывать, когда есть уверенность, что другой знает, как ты его любишь.

После Вас — никого: лучше смерть.

Вы единственный кто попросил у меня всей меня, кто мне сказал: любовь — есть. Так Бог приходит в жизнь женщин.

Поверьте в меня.

Если бы Вы были со мной, Вы бы увидели, что я изменилась. Моя болезнь — это только Ваше отсутствие в моей живой жизни. Когда Вы уходите — я как призрак.

И все-таки я не была легкомысленной.

Я вернулась домой полумертвая. Ни Г., ни Минос, ни Апостол Павел не помогли. Постояв локтями на столе, — потом полежав на полу — не ставя вопросов, не пропуск одного слова собственных ответов, зная только одно: умереть! — я наконец прибегла к своему обычному лекарству: природе.