– Я сегодня праздную в клубе с приятелями, – ответил Пак. – Девчонки, диджей, шампанское.

– О, конечно. Я понимаю. Короче, если… Ну, в общем, как-нибудь в другой раз. – К этому моменту я уже чуть не умер, поэтому торопливо закончил: – Классно тебе отпраздновать! Увидимся!

– Ты что, не кореец? – недружелюбно спросил Пак. – Когда кто-то говорит «нет», в половине случаев это значит, что ты плохо уговариваешь и надо стараться чуть получше. И какая же программа планируется на твоем мероприятии?

Он определенно насмехался.

– Сегодня первая серия какой-то дорамы про копов выходит, и я закажу классный ужин от моего шефа из кафе, – обреченно ответил я.

– Ужин из той забегаловки? – Пак картинно прижал руку к своей великолепной рубашке. – И мы будем смотреть телик? Я на такой улетной тусе никогда не бывал, уже мчусь отменять клуб с диджеем.

Я вздохнул и сделал шаг назад, а Пак захлопнул дверь. Потом открыл окно и высунулся в него.

– Во сколько?

– Что? – очнулся я.

– Ты издеваешься? Во сколько твоя вечеринка с лапшой от шефа?

– В… в семь, – брякнул я, чтобы сделать вид, будто хоть что-то продумал заранее.

Пак кивнул, нацепил темные очки и вырулил с парковки.

В тот вечер мы сидели втроем перед телевизором, окруженные пустыми тарелками, пакетами чипсов и банками газировки: мама сказала, что мне лучше не пить алкоголь после того, как я чуть не упал на концерте, до смерти ее напугав.

Когда закончилась серия дорамы про копов, мама переключила на другой канал и радостно ахнула: в передаче про культуру музыкальные эксперты в строгих костюмах разбирали наше вчерашнее выступление.

– О нет, умоляю, давайте выключим, – простонал Пак, упав лицом в подлокотник, но мама замахала руками.

– Я хочу посмотреть! Идите погуляйте и, ладно уж, купите себе пива!

Она подхватила с пола пакет чипсов, взяла палочки и начала хрустеть, завороженно глядя в экран. Я растроганно улыбнулся. Она по-прежнему не помнила ничего про нашу настоящую жизнь, но какая разница, если она все равно меня любит и готова по сотому разу смотреть нашу песню?

Пак с кряхтением выбрался из продавленного дивана и пошел на улицу. А я юркнул за свою штору и вытащил из шкафа обувную коробку – ту самую, которую обнаружил в прошлый приезд.

– Идем, я знаю отличный пустырь, – сказал я на улице, зажимая коробку под мышкой.

– С этой фразы должны начинаться ужастики. Ну пошли, пошли.

Мапо-гу горел вечерними огнями. За окнами тесно слепленных друг с другом трехэтажных зданий люди ужинали, смотрели телевизор, а над всем этим, далеко-далеко наверху, сияли крупные звезды. Самое удивительное лето в моей жизни подходило к концу. Уже начался сентябрь, но осень еще совсем не чувствовалась: листья не пожелтели, в футболке не холодно.

Мой любимый пустырь на самом деле был вытоптанной вершиной холма в неухоженном парке: я частенько сидел тут в выходные или поздно вечером, когда возвращался из кафе. Отсюда видно было далекий Ханган – черная полоса воды, а за ней – центр города с классными небоскребами. Обычно я смотрел на них и мечтал о чем-нибудь хорошем, слушая музыку в плеере. Иногда, правда, тут раньше меня оказывались парочки, бездомные или компании пьянчужек, но сегодня, к счастью, никого не было. Я быстро натаскал сухой травы со склонов холма – в конце лета ее полно. Яму под костер давным-давно вырыли в центре пустыря выпивохи, которые иногда жарили тут хлеб или куриные крылышки. В другом месте их за это арестовали бы, но полиция Мапо-гу давно устала бодаться с жителями из-за костров на холме.