Думаешь, они дадут мне нашивки? Если бы я был на их месте, а они на моем, я бы не дал.
— Тошнотик никого не «подстрелил», ему просто повезло. А то, что родственники, это все ерунда…
— Разве не ты мне говорила «к черту семью»? — спросил Боулз. — И что она ни черта не значит.
— Не значит. — Галлахер выключила голограмму и легла. — Посплю немного.
Спор на этом закончился. Покачав головой, Боулз лег на койку и стал писать письмо.
Начал он его так же, как и все предыдущие.
«Дорогие мама и папа, надеюсь, у вас все хорошо. — Ему потребовалось несколько секунд, чтобы перевести дух и успокоиться. Затем он продолжил: — Мы только что закончили довольно опасную операцию. Нам пришлось отправиться в Сан-Диего и очистить город от войск Братства Нод. Вероятно, это дурная новость для вас, потому что сегодня я, возможно, убивал ваших друзей. Мне очень жаль, но сражаться с бойцами Нод — моя задача, и я об этом не жалею. Я лишь надеюсь, что среди солдат, убитых мной, были те, кто отравил вашу душу и разлучил нас. — Еще раз переведя дух, он закончил письмо следующими словами: — С любовью, ваш сын Алессио».
Он быстро просмотрел напечатанное и удалил все, что шло после слов «опасная операция». Затем добавил: «Это был очень трудный бой, но Двадцать вторая дивизия одержала победу. Люблю вас обоих. Ваш сын Алессио».
Потом он сохранил письмо в той же папке, в которой хранил все остальные письма, написанные за семь прошедших лет.
Когда Анисфельд найдет его семью, он их отправит.
Галлахер начала храпеть. Все остальные, вероятно, еще были в офицерском клубе.
Закрыв голограмму, Боулэ встал, оделся и вышел из казармы.
Было темно, лишь небольшие фонари на земле освещали дорогу. Форт-Пауэлл находился в центре Калифорнийской пустыни, поэтому тут и днем особо не на что было смотреть, а в безлунную ночь тем более.
Боулз, сам того не осознавая, направился к гауптвахте. Он уже был здесь, когда вместе со Щенком в сопровождении военных полицейских относил туда двух плененных солдат Нод.
Некоторое время — сколько именно, Алессио точно не знал и не стал проверять по своему головному дисплею, — он стоял рядом с гауптвахтой, раздумывая, зачем сюда пришел.
«Да, непростой вопрос, приятель, — упрекнул он себя. — Ты ведь прекрасно знаешь зачем».
Система защиты на входе просканировала его, но дверь не открылась. Рядом с ней появилось голографическое изображение охранника.
— Чем могу помочь, рядовой Боулз?
— Я вот думал, смогу ли я увидеть пленников.
На лице охранника отразились сомнения.
— Ты один из тех, кто принес их сюда, верно?
Боулз кивнул.
— Да, хорошо, но если кто-нибудь спросит, я спал и ты взломал замок.
Дверь открылась. Алессио подумал, что солдату в случае чего лучше будет признаться, что он разрешил Боулзу увидеть пленников, а не говорить, что он спал и нарушил свой долг. Однако Боулз решил не спорить.
На жилете охранника было написано «Озборн». На руке виднелись нашивки капрала. Он сидел за небольшим столом, на котором стоял голографический дисплей.
— Спасибо, капрал.
— Я могу дать вам минуту или две, рядовой, — произнес Озборн.
— Хорошо.
Озборн добавил:
— И не рассчитывайте, что они окажутся разговорчивыми. Несколько военных полицейских пытались допросить их, но они упорно молчат. Рядовой не произнес ни слова, а капрал лишь повторяет одно и то же. Штаб присылает в помощь кого-то из С-шесть, специалиста по подобного рода ерунде.
Боулз прошел мимо стола капрала в ту часть гауптвахты, где располагались камеры. |