– Боже, мне показалось даже, что я свихнулся. Будто увидел, что передо мной с книжкой в руке сидит твоя мама. Ты прямо ее копия.

– У-у-у, тогда я, должно быть, красивая! Ты говорил, что она была красивой.

– Не задавайтесь, юная леди. Вспомните историю про гадкого котенка, которую я вам рассказывал. Вот кто вы пока. Может, со временем вы и превратитесь в лебедя, но не будьте в этом слишком уверены.

Я хихикнула, потому что давно рассталась с надеждой стать чем-нибудь, кроме гадкого утенка. Год назад, во время поездки в Магьяри, я выторговала там увиденное в одной из лавок зеркало. Оно было вполовину моего роста, и мы натерпелись, пока довезли его до дому, но сейчас оно висело в моей спальне. Когда я принималась изучать свое отражение, настроение мое неизменно портилось. Мои густые, черные волосы были подстрижены под горшок, лицо было странного цвета – даже не такое бело-розовое, как у Сембура, а просто бледное, бледнее, чем у кого бы то ни было в Намкхаре. Глаза были странной формы, лоб был большим, а нос был узким вместо того, чтобы быть широким и плоским.

Одно время я ходила совершенно несчастная из-за своей внешности, но постепенно привыкла к ней и перестала расстраиваться. Когда Сембур сказал, что я – копия мамы, я понимала, что все дело только в том, что я надела сари.

В Святой Библии мне больше всего нравилась книга, называвшаяся «Екклезиаст». Я мало что понимала в ней, но слова, казалось, были полны волшебства. Произносимые вслух, они напоминали доносившийся издалека звук больших труб Галдонга. По моему телу пробегала дрожь, в горле вставал комок и начинало щипать глаза. Но сегодня я чувствовала себя слишком усталой для встречи со столь сильными магическими словами, поэтому спросила:

– Что ты хочешь, чтобы я прочитала, Сембур?

– Кусочек оттуда, кусочек отсюда. На твое усмотрение, Джейни.

Я выбрала Захарию. Эта книга всегда озадачивала меня, а в некоторых местах даже казалась смешной, хотя я не отваживалась признаться в этом Сембуру. В ней было про ангела, который все время приходил, чтобы разговаривать с Захарией и показывать ему всякие странные вещи. Я спросила у Сембура, что все это значит, но он тоже не понимал.

Однако в тот момент мне в голову пришел новый вопрос, и я задала его Сембуру:

– А почему у некоторых слов, например, «хангел», нет впереди буквы «h», а мы ее произносим?

Нахмурившись, Сембур сосал свою пустую трубку.

– Ну, трудно объяснить, Джейни. По правде говоря, это вопрос для кого-нибудь, кто прочитал больше книжек, чем я. Но читаются и пишутся слова по-разному, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Думаю, в некоторые слова, где буквы «h» на письме нет, она все равно вставляется, когда мы их произносим. Например, «хангел», "хангличанин", «хобразование». Вроде бы для «хударения», понятно?

– Ну… думаю, что понимаю, но откуда мы знаем, в каких словах это нужно делать?

– А это, Джейни, как и многие другие вещи, – Сембур рассеянно махнул трубкой, – ты узнаешь, когда подрастешь. Это приходит с опытом, понятно?

– Не очень, но я об этом потом подумаю. – Я нашла главу пятую, где ангел снова приходит к Захарии, и начала: – И опять поднял я глаза мои и увидел: вот летит свиток. И сказал он мне: что видишь ты? Я отвечал: вижу летящий свиток; длина его двадцать локтей, а ширина его десять локтей…

Сембур сидел с трубкой во рту, закрыв глаза, чуть-чуть склонив голову, и внимательно слушал, время от времени кивая в знак одобрения головой. Я читала Библию минут пятнадцать, выбирая разные места, которые мне нравились, а потом принесла из спальни свою любимую книгу, "Истории про Джессику" и прочитала мою любимую историю оттуда.