Воображение у него было неукротимое, как у ребенка, а вера — истовой. Но в повседневной жизни, откровенно говоря, вынести его было трудно.
Внешне это был высокий, крепкого сложения мужчина с косматыми седыми волосами. Он обладал тем даром простоты в обращении, которая первого встречного превращает в старинного приятеля. Сейчас каноник был угнетен и все больше расстраивался.
— Она видела его, — упорно твердил он, — она видела и узнала его и помчалась к нему через весь вокзал. Ты же слышала, она же сама это говорила. Аманда!
Единственное существо, кроме него присутствующее в гостиной — леди Аманда, сестра графа Понтисбрайта, супруга Альберта Кэмпиона, директор головной фирмы «Элендел Эйркрафт Лимитед» и главная надежда британских закулисных деятелей, — сидела в высоком кресле и вышивала на маленькой зеленой рубашке слово «Шериф» крупными буквами. Огненно-рыжие волосы Понтисбрайтов, отнимающие пламень у рубинов, если верить средневековому преданию, коротко остриженные, украшали маленькую головку, обрамляя скуластое лицо с задумчивыми карими глазами.
Она уже в третий раз объясняла Эйврилу существо дела, но на ее гладком лбу не появилось ни морщинки, а в ясном голосе звучал все тот же присущий ей бесстрашный здравый смысл.
— Но ведь когда они поймали его, это оказался совсем не Мартин. Мне тоже случалось так ошибаться, а вам разве нет, дядюшка Хьюберт? Особенно на вокзалах. Там такой шум! А когда ничего не слышишь, то и видишь как-то хуже.
Старик со сомнением покачал головой:
— Ведь когда она его увидела, она же была уверена, — настаивал он. — Она сама так сказала. Я очень боюсь, Аманда, вот и цепляюсь за это, как утопающий за соломинку!
Тонкие смуглые пальцы Аманды ловко управлялись с шерстяной ниткой.
— Что-то сомневаюсь я, чтобы тот человек успел поменяться с Мартином одеждой за несколько секунд в переполненном поезде, — заметила она.
Он рассмеялся отрывистым, кашляющим смехом — сам над собой.
— Сдаюсь, — произнес он. — Нет, конечно, нет. Хотя, знаешь ли, Аманда, иногда люди в самом деле затевают самые невероятные вещи. Но ты права. Это дикость. Это действительно абсурд. Если только случайно их там было не двое!
— Нет, дядюшка! — опытной рукой она отводила его от опасного края. — Там был только один человек, и это был не Мартин. Но издали он напоминал Мартина и одет был как Мартин. Видимо, и походка, и все движения у него были как у Мартина, иначе бы Мэг не обманулась. Следовательно, это какой-то знакомый Мартина и…
— Боже милостивый! — он посмотрел на нее в ужасе, его точеные черты исказились тревогой и болью. — Ты хочешь сказать, что тут замешан наш бедный мальчик, что он, может быть, в каком-то таком месте, да? Может быть, изменился до неузнаваемости и теперь учит кого-то другого, инструктирует?
— Нет, милый вы мой дядюшка! — Аманда не сдавалась. — Мартин мертв. Он убит на войне. А человек, изображающий его, должно быть, знал его прежде. Помните, вы показывали мне, как ходит Генри Ирвинг? Вы сумели это сделать, хотя не видели его лет сорок, а может, и пятьдесят. Когда вернется Альберт, я полагаю, выяснится, что этот человек когда-то давно знал Мартина, может быть, еще во Франции, до войны.
— Может и так, — старик вздохнул, воображаемые картины настолько потрясли его, что успокоился он только отчасти. — Да, может быть, ты и права. А что ты скажешь насчет вот этой фотографии? Что это — тот же самый человек, тот же маскарад?
Он покосился на последний номер «Сплетника», лежащий перед ним на кушетке, и наклонился за ним. Впервые за время их разговора Аманда нахмурилась. |