— Чарли горестно покачал головой. — Я уже говорил, что мне может ничего не достаться… В своей последней злобной попытке отомстить мне он может завещать все Мастерсу.
— Кому-?
— Стэнли Мастерсу, — презрительно произнес Чарли, — своему шоферу, работающему у него последние двадцать лет. Визгливый и напыщенный проходимец, которому очень нравится носить форму. У отца так никогда и не раскроются глаза на этого загребущего негодяя.
Плам припомнился напыщенный человечек с щегольскими усиками.
— Но с чего бы отцу завещать состояние шоферу… если только… — Плам посмотрела на Чарли.
Чарли скривился.
— Я часто задавался этим вопросом… Бедная мать тоже, наверное, недоумевала… Мастере появился года за два до ее смерти и с того момента был неотлучно при отце. И сейчас тоже всегда с ним. — От возмущения Чарли взвизгнул. — Какими бы ни были его обязанности, ручаюсь, что денежки за них ему обламываются немалые.
— Тссс! Нас вышвырнут отсюда! — предостерегла Плам, заметив, что на них стали обращать внимание. — Чарли, я никак не пойму, зачем ты рассказываешь мне все это.
— Потому что я не считаю свой поступок бесчестным, понимаешь?
— Нет, не понимаю, Чарли. Продавать поддельные картины — это бесчестно.
— Почему поддельные? Эти картины не поддельные! Одна из женщин прервала свою молитву и обожгла взглядом Чарли, который опять понизил голос.
— Все картины, которые я продал, подлинные, Плам-Наконец Плам поняла, чем занимался Чарли.
— Как тебе удавалось подменять их?
— Я снимал со стены небольшую картину, которая не относилась к числу любимых у отца, и относил ее Биллу Хоббсу. Чтобы у Билла было достаточно времени на изготовление копии, я обычно проделывал это перед тем, как отправиться с отцом в какую-нибудь поездку. Сославшись на то, что забыл чемодан, я бросался в дом, запихивая картину в чемодан, а на ее место вешал ту, что держал у себя в спальне, и прислуга никогда не замечала подмены. К тому же отец часто перевешивает картины с места на место. В запасе у меня было много других объяснений. Если бы кто-то заинтересовался отсутствующей картиной, я бы сказал, что отнес ее, чтобы снять слой загрязнений, но никто никогда не спрашивал.
— Так ты подменял оригиналы подделками Билла, а после продавал их в Париже?
— Я думал, ты знаешь об этом, Плам. Конечно, я продавал наименее известные картины отца, о владельце которых ничего не известно.
— Разве их фотографии не помещались в каталоге «Леви-Фонтэна»?
Чарли отрицательно покачал головой.
— Я всегда просил устроить мне частную сделку с каким-нибудь коллекционером и тихо получал свои деньги. Так что картины фактически никогда не выставлялись на аукционах. — Его голос зазвучал вызывающе. — Надеюсь, ты не станешь разоблачать меня перед отцом. Если он оставит все Мастерсу или какому-нибудь приюту для одноглазых котов, я буду утешаться тем, что все же получил какую-то плату за мою каторжную работу. Если же все перейдет ко мне, то это будет означать, что я всего лишь брал кредит из своего будущего наследства. Не так ли?
Плам было жаль Чарли, который смотрел на нее умоляюще. Но воровство остается воровством, даже если ты воруешь в своей семье.
Впрочем, для нее важнее было то, что из ее списка выпал еще один подозреваемый.
Пятница, 5 июня 1992 года
Такое пышное и претенциозное мероприятие, как Венецианский бьеннале, требует организаторского мастерства международного масштаба. К несчастью, таковое в этом случае отсутствовало, и неразбериха бьеннале стала общеизвестной. |