— Я знала, что вы придете! Я уже целую вечность прислушиваюсь к дверному звонку. Но вы опоздали. — Ее взгляд упал на корзинку, и она задохнулась от восторга. — Какая красивая! Это для моего щеночка?

Поверх ее головы он встретился со взглядом Мэй и растерянно произнес:

— Я проезжал мимо зоомагазина по дороге сюда и подумал, что… это может пригодиться.

Бетти обняла корзинку обеими руками и оглянулась в поисках щенка.

— Она слишком большая для тебя, давай я понесу, — сказал Мэтт, пытаясь забрать у нее корзинку.

— Нет, я справлюсь! — вскрикнула Бетти и в глазах ее блеснули слезы. — Ведь, правда?

— Да, — машинально ответил Лоренс. — Не плачь, Бетти, лучше покажи своему щенку его новую кроватку.

Слезы девочки моментально высохли, и она с гордым видом направилась внутрь дома в сопровождении братьев. Собаки поспешили следом, обнюхивая корзинку и путаясь под ногами.

— Не мешайтесь, противные, — прикрикнула на них Бетти. — Это не вам!

— Вы зайдете или нет? — спросила Мэй. Ее лицо мягко светилось в сумерках.

Он смотрел на нее не говоря ни слова. Однако это не было неловким молчанием: он просто не испытывал необходимости говорить, как, по-видимому, и она. Прошла, казалось, вечность с тех пор, как они виделись в последний раз, и в то же время это было словно всего лишь мгновение назад.

Лоренсу сдавило грудь, он едва мог дышать. Неужели это и есть влюбленность? — подумал он. Неужели так все и бывает? Это головокружение, это глубокое сосредоточение на единственном из всех человеческих существ — неужели и есть любовь? Он пожирал глазами завитки волос на ее лбу, широко распахнутые глаза, светившиеся в темноте, словно у кошки, приоткрытые губы, готовые улыбнуться в любой момент.

Ее так нетрудно полюбить! Паника охватила его, будто пожар — деревянное строение. Лоренс почувствовал, что весь горит, что пропал навеки.

Он не может допустить, чтобы это случилось. Он слишком стар для нее. Они такие разные — словно пришельцы из миров, никогда раньше не соприкасавшихся друг с другом. Он жил в мире, где властвуют безжалостная борьба, холодный расчет, где в конечном итоге все решают деньги и ничто не имеет значения, кроме успеха. Ее же вселенная зиждилась на семейственности и сердечности, любви и чувстве долга, и единственное, что ценится здесь, — человечность. Если два этих мира столкнутся, это приведет лишь к боли, даже к разрушению либо одного, либо другого, либо обоих вместе. Было бы сумасшествием даже думать об этом — а он всегда так гордился своим благоразумием!

Что он здесь делает? Ему не следовало приходить! Злясь скорее на себя, чем на нее, он выпалил:

— Надеюсь, теперь вы удовлетворены? Я пришел — но лишь потому, что вы прибегли к эмоциональному шантажу. Что же, второй раз это уже не сработает. Я не намерен навещать мою мать после сегодняшнего дня. Я обеспечу ей приличное содержание, чтобы она могла жить с комфортом, но ей нет места в моей жизни. Надеюсь, это понятно?

5

— У вас ужасный характер, — сказала Мэй. — Нет нужды кричать на меня. Я же не ваша совесть.

— О нет! Отнюдь нет! Поэтому прекратите попытки заставить меня чувствовать себя виноватым!

Она бросила на Лоренса один из своих сводящих с ума взглядов, на ее губах играла полуулыбка, в глазах светилась то ли насмешка, то ли веселье.

— Я вовсе не пытаюсь заставить вас чувствовать хоть что-нибудь. Все, что вы ощущаете, исходит только от вас.

Она повернулась, чтобы войти в дом, но он схватил ее за запястье и развернул к себе лицом.