– Постараюсь, – пообещал Мэтт.

Но прошло целых две недели, прежде чем он смог сдержать свое обещание. Все время что‑то мешало. Мэтт много работал над портретом, и, кроме того, на него разом свалилось несколько неотложных дел. Офелия же оказалась занята гораздо больше, чем рассчитывала, – теперь к тем трем дням, которые она трудилась в Векслеровском центре, прибавились еще две ночи, и она буквально падала от усталости. А Пип пришлось сидеть над уроками гораздо дольше, чем ей хотелось признаться.

Было уже начало октября, когда Мэтт наконец нашел время позвонить Офелии. Он хотел пригласить ее выбраться на денек подышать морским воздухом. Какое‑то время Офелия мялась и только потом решилась объяснить, в чем дело.

– Накануне как раз годовщина гибели Теда и Чеда, – тоскливо сказала она. – Для нас с Пип будет грустный день. Не думаю, что мы быстро придем в себя, так для чего портить день и вам? Приедем мы обе мрачные – ну что хорошего? Так что, может быть, лучше отложим до следующей недели? Кстати, у Пип на той неделе как раз день рождения. Вот и лишний повод увидеться.

Мэтт тут же вспомнил, как Пип говорила об этом. Правда, она лишь упомянула мимоходом, что скоро ее день рождения. И он в который раз поразился, как быстро повзрослела девочка.

– Одно другому не мешает. Учитывая печальные обстоятельства, возможно, для вас обеих будет лучше приехать на следующий день в Сейф‑Харбор. Так сказать, сменить обстановку. И не надо заранее строить никаких планов – проснетесь утром, подумаете и тогда позвоните мне, идет? А что до дня рождения Пип… мне было бы очень приятно, если бы вы согласились пообедать со мной. Конечно, если вы не сочтете меня навязчивым. Мне кажется, Пип была бы рада…

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – улыбнулась Офелия.

Поколебавшись немного, она в конце концов согласилась позвонить Мэтту на следующий день после печальной годовщины. Впрочем, решила Офелия, наверняка у них еще будет случай поговорить до этого, и не раз. Даже сейчас, когда она крутилась, словно мышь под метлой, разрываясь между работой и домом, у нее всякий раз теплело на душе, когда она слышала в трубке голос Мэтта.

Потом она, конечно, рассказала Пип о предложении Мэтта, и та явно обрадовалась, хотя и было заметно, что приближающаяся годовщина гибели брата и отца заставляет ее нервничать. Конечно, в первую очередь Пип переживала за мать – больше всего она боялась, что Офелия вновь погрузится в ту же безысходную тоску, которая душила ее почти весь год.

Офелия заказала поминальную службу в соборе Святого Доминика. На кладбище они не собирались – взрыв самолета уничтожил тела самых дорогих для нее людей, и Офелии вдруг показалось кощунством класть могильный камень поверх того места, где зарыли пустые гробы. Но нужно же иметь возможность хоть куда‑то пойти, чтоб оплакать того, кого уже нет, с горечью думала Офелия. В конце концов она объяснила Пип, что память о погибших навеки останется в их сердцах. Все, что осталось от них, был локон Чеда да еще тоненькое обручальное кольцо мужа. Офелия часто смотрела на них – ведь это все, что напоминало ей о муже и сыне.

Стало быть, им придется в этот день только прослушать поминальную мессу. Оставшуюся часть дня они рассчитывали провести дома, в полном одиночестве вспоминая тех, кого уже больше нет. Этого как раз и боялась Пип. И по мере того как траурный день приближался, в душу Офелии потихоньку закрадывался страх. Теперь уже и она стала бояться печальной годовщины.

Глава 18

День, на который пришлась годовщина авиакатастрофы, выдался на редкость тихим и солнечным. Солнечные лучи струились в окно спальни Офелии, где на широкой постели, прижавшись к матери, спала Пип. С молчаливого согласия Офелии, с тех пор как они вернулись в город, она спала тут почти всегда.