Пуля ударила его в правый бок навылет.
Проезжая, заметил, что с левой стороны, там, где она вышла, - пятно и
подтек крови на земле гораздо больше и мундир вырван хлопьями.
Я проехал мимо, содрогаясь. Так вот оно что...
Старший урядник, Трундалей по прозвищу, пытался поднять наше упавшее
настроение, рассказывал похабный анекдот, а у самого губы дрожали...
В полуверсте от местечка - стены какого-то сожженного завода, кирпичные
стены с задымленными черными верхушками. Мы побоялись ехать прямо по
дороге, так как она лежала мимо этого пепелища, решили его околесить.
Поехали в сторону, и в это время оттуда в нас начали стрелять. Звук
первого выстрела, как это ни стыдно, едва не вышиб меня из седла. Я
вцепился в луку и инстинктивно нагнулся, дернул поводья. Мы скакали к
местечку мимо той канавы с убитым немцем, опомнились только тогда, когда
местечко осталось позади. Потом вернулись. Спешились. Лошадей оставили с
двумя коноводами, а сами четверо пошли на край местечка к той канаве. Мы,
пригибаясь, шли по этой канаве. Я еще издали увидел ноги убитого немца в
коротких желтоватых сапогах, остро согнутые в коленях. Я шел мимо него,
затаив дыхание, как мимо спящего, словно боялся разбудить. Под ним влажно
зеленела примятая трава...
Мы залегли в канаве, и через несколько минут из-за развалин сожженного
завода гуськом выехали девять человек немецких улан... Я угадал их по
форме. Офицер, отделяясь, что-то крикнул резким гортанным голосом, и их
отрядик поскакал по направлению на нас. Ребята кричат, чтоб я помог им
траву увязать. Иду.
30 августа
Мне хочется досказать, как я в первый раз стрелял в человека. Когда
немецкие уланы поскакали на нас (как сейчас перед глазами встают их
зеленовато-серые мундиры, окраски ящерицы-медянки, лоснящиеся раструбы
киверов, пики, колыхающиеся, с флажками).
Под уланами были караковые лошади. Я зачем-то перевел взгляд на насыпь
канавы и увидел небольшого изумрудного жука. Он вырос на моих глазах и
принял чудовищные размеры. Исполином полз он, качая травяные былки, к
локтю моему, упертому в высохшую крупчатую глину насыпи, вскарабкался по
рукаву моей защитной гимнастерки и быстро сполз на винтовку, с винтовки на
ремень. Я проследил за его путешествием и услышал срывающийся голос
урядника Трундалея: "Стреляйте, что ж вы?"
Я установил тверже локоть, зажмурил левый глаз, почувствовал, что
сердце мое пухнет, становится таким же огромным, как тот изумрудный жук. В
прорези прицельной рамы на фоне серовато-зеленого мундира дрожала мушка.
Рядом со мной выстрелил Трундалей. Я нажал спуск и услышал стонущий полет
моей пули. По всей вероятности, я снизил прицел, пуля рикошетом срывала с
кочек дымки пыли. Первый по человеку выстрел. Я выпустил обойму, не
целясь, не видя ничего перед собой. В последний раз двинул затвором,
щелкнул, позабыв, что патронов нет; и только тогда глянул на немцев. |