— Да, я.

   — Как ты меня нашел? — пробормотала Тереза. Она инстинктивно старалась оттянуть момент решающего разговора, ради которого он, очевидно, и приехал.

   — Мне сказали Айрин и Тина.

   — Что за люди! Я же просила их!..

   — Да, твои подруга и сестра далеко не самые лучшие люди на свете. Не сравнить с тобой.

   Он улыбнулся, и Тереза почувствовала, что это был последний укол.

   — Перестань издеваться! — сухо произнесла она и сказала Барни:— Сынок, иди в дом!

   Даллас поставил на ступени большую коробку.

   — Что это?

   — Это тебе. Айрин прислала.

   — Что там? — подозрительно спросила Тереза.

   — Не знаю. Посмотри сама.

   — Потом. Сначала ответь, зачем приехал. Даллас взял ее за руки и заставил сесть на ступеньки.

   — Не догадываешься? Я приехал просить прощения.

   — Ты — у меня? — недоверчиво произнесла она. — За что?

   — За то, что позволил себе играть твоими чувствами. И своими тоже. То, что я сказал тебе, ложь. Правда в том, что я по-прежнему люблю тебя и хочу на тебе жениться. Никакого другого пути стать счастливым я никогда не знал, а потому не вижу смысла отступать сейчас, когда чудом вернулся к нормальной жизни, и ты тоже, кажется, не против соединить со мной судьбу. А поскольку ты обладаешь куда большим состоянием, чем я, в искренность твоих чувств вполне можно верить!

   Тереза слушала, думая о том, что, очевидно, она рассуждала неправильно. На самом деле то, что тебе суждено, никто у тебя не отнимет.

   Даллас сжал ее руки в своих, и она почувствовала растекающийся по телу огонь.

   — А что мы скажем Барни?

   — Что я наконец-то нашел свой дом и уже никуда не уйду.

   Тереза сняла крышку с коробки. Внутри лежали аккуратно свернутое белое платье и красивая шляпка. Женщина радостно ахнула, и глаза ее загорелись.

   — Конрад и Тина тоже приехали. Они пошли наверх, — Даллас взглянул на скрытый темнотой особняк, — сказали, что придут сюда утром.

   — Замечательно!

   Даллас улыбнулся. Да, Конрад был прав: поймет лишь тот, кто способен понять, и счастлив будет тот, кто умеет быть счастливым. Бог никого не обделит ни радостью, ни горем, и для каждого — свое.

   Когда-то он сказал Терезе, что все, что мы имеем в жизни, так или иначе дают нам другие люди, тот, кто любит нас, помогает нам, живет ради нас. Она не поверила. Она и сейчас, наверное, считает, что всего добилась сама. Ну и пусть, значит, для нее так лучше. И он позаботится о том, чтобы ее вера не пострадала.

   Прочь наносное, надо видеть суть. А она в том, что его счастье в жизни с этой женщиной, упрямой, своенравной, страстной, самостоятельной и одновременно удивительно беззащитной.

   Они сидели вдвоем на крыльце, а вокруг были мрак огромного спящего мира, и свет далеких звезд, и идущая от горизонта к берегу искрящаяся лунная дорога.

   В это же время Тина на цыпочках вошла в гостиную особняка Роберта О'Рейли и, затаившись, стала смотреть и слушать.

   Конрад сидел за инструментом при свете ярко горящей лампы, и Тина поразилась выразительности его лица и гибкости фигуры.

   Вокруг него царила странная напряженная атмосфера волшебного мира, центром, творцом и одновременно порождением которого он являлся в этот момент.

   Он играл что-то совершенно новое, и Тина стояла, оглушенная каскадом сильных, волнующих звуков.