Сказочка оказалась совсем не волшебной и едва ли унизительной; выросшая щепетильная Мика и подраставшая, анархически настроенная Васька поняли это много раньше, чем следовало бы: мама и отец так и остались бюджетниками, даже на единственную семейную поездку в недорогой Египет они копили несколько лет. Даже «Форд», на котором они разбились, был сильно подержанной двенадцатилетней колымагой. С дедом все обстояло сложнее. По советским меркам он был человеком совсем не бедным, но, прежде чем утонуть, все свои сбережения завещал «этой суке В.»,последние лет сорок проживавшей в (кто бы сомневался!) несбыточном модильяньевском Париже. Маме, а впоследствии и Мике с Васькой, достались дедовы архивы, орденские книжки (сами ордена, вслед за дедом, уплыли в неизвестном направлении) и квартира с мастерской. Совсем нешуточные двести пятьдесят квадратов общей площади на Песочной набережной свидом на Малую Невку и заповедный Крестовский остров.
Тёртый дядя Пека рассуждал примерно так же, как и две фурии: квартира с мастерской – самый настоящий, несгораемый капитал. Но, в отличие от фурий, Павел Константинович был полон решимости оставить этот капитал за бедными сиротками.
Бедными, бедными сиротками.
Четко продуманный план по спасению сироток удался ему блестяще: ни фурии, ни кто-либо другой никогда больше не беспокоили сестер на предмет купли-продажи квартиры, не говоря уже об отъеме или уплотнении. И это в то время, когда в Питере шла самая настоящая война за квадратные метры. И люди, гораздо более защищенные, чем Мика сВаськой, сгорали, как свечки, и сплошь и рядом оказывались в безымянных могилах на безымянных кладбищах. Без админресурса тут не обошлось, так думала впоследствии Мика; админресурс она могла лицезреть едва ли не еженедельно – в образе дяди-Пекиного телохранителя Гоши, привозившего деньги; в образе дяди-пекиного шофера Саши, привозившего еду. И Саша, и Гоша были в глазах Мики воплощением жутковатого мифа о Франкенштейне; робокопами, универсальными солдатами, кикбоксерами-3-искусство-войны, вампирами и оборотнями по совместительству. За толстогубой улыбкой Саши скрывались клыки, в идеальном проборе Гоши копошились горгульи, скарабеи-терминаторы и крохотные демоны посудомоечных машин. Проблемы есть? – всякий раз заученно бубнил Саша, проблемы есть? – всякий раз без выражения цедил Гоша.
Проблем нет, – всякий раз с готовностью отвечала Мика.
Конечно же проблемы были, и прежде всего – с Васькой, но демоны посудомоечных машин не могли решить их по определению.
Если что – звони, – так выглядело еженедельное напутствие кикбоксеров, – И ничего не бойся.
– Они могут всё? – однажды спросила Мика у дяди Пеки. – Они могут всё, эти ваши ребята?
– Всё, – дядя Пека сдержанно улыбнулся, в общении с бедными сиротками он выбрал именно эту тактику: сдержанность в проявлении любого рода эмоций. – Они могут всё.
– Тогда пусть вернут нам родителей. Дядя Пека хмыкнул и надолго замолчал.
– Если бы это сказала твоя сестра, я бы понял. Но ты… Ты ведь уже большая девочка, Мика. И знаешь, что… Наверное, для всех нас будет лучше, если вы переберетесь ко мне. Хотя бы на время. Как ты относишься к такому предложению?
Дядя Пека уже высказывался в пользу великого переселения – сразу после похорон. И тогда Мика ответила ему так же, как ответила сейчас:
– Это исключено. А Васька… Васька даже не знает, что мамы и отца больше… больше нет.
– То есть как?! Столько времени прошло…
– Почти год, – безучастно подтвердила Мика.
– Почти год – и ты ничего не объяснила ей?!
– Нет. Я… Я не знаю, как это сделать…
– Что же ты говорила все эти месяцы?
Песок из якобы Красного моря, который Мика собирала на Заливе, а потом просеивала и просушивала на плите, пока Васька спала; дешевые, оставляющие налет на руках черноморские раковины с барахолок, открытки с видами – они говорили вместо Мики. |