Каспер вывернул карманы, в них больше ничего не было.

— Ну, скажем, авторучку.

Он протянул мальчиками авторучку. Они закрыли крышку. Заклеили скотчем коробку.

— Доставим тебя прямо к получателю, — сказал более молодой голос, — даже если шайтан охраняет этот дом. Клянусь Кораном. Я всегда выполнял свою часть сделки.

5

Он почувствовал, как коробку погрузили на тележку. Он слышал напряженное дыхание мальчиков при подъеме. Он слышал звук транспортных магистралей. Эхо открытых площадей и парков. Шелест ветра в кронах бананов. Они проезжали мимо Ботанического сада. Мимо Геологического музея. Повернули к Копенгагенской обсерватории.

Должно быть, у них с собой были полозья, они перекатили тележку через порог и закатили в лифт. Он уже не помнил, сколько лифтов было в его жизни за последние месяцы. Бесконечное количество. Этот будет, он это точно знал, в каком-то смысле последний.

Его провезли по какому-то коридору, мимо каких-то дверей, он услышал, как вокруг коробки возник какой-то купол, хотя, может, все это происходило внутри него. Коробку сняли с тележки. Шаги мальчиков удалились, вокруг стало тихо.

Но это была не обычная тишина. А та тишина, из которой, должно быть, создавала мир Всевышняя, когда она открыла рот и сказала: «Да будет свет!»

Он собрал последние силы, нажал на картонку и разорвал ее.

Помещение было купольным. Это была собственно обсерватория — потолок был совершенной полусферой, из медных пластин двойной кривизны. У стены начинался огромный телескоп из полированной латуни и бронзы, установленный на рельсе, описывающем полный круг. У окуляра стоял Йосеф Каин.

Под отверстием в куполе, вокруг коробки Каспера сидели одиннадцать детей. Стине, Синяя Дама, Андреа Финк. Даффи. Человек со свекольным лицом. Скрестив ноги. Словно придурки на сеансе групповой психотерапии. Словно восточные монахини во время ритуала пуджа.

Если ты провел тридцать лет в шоу-бизнесе, то тебе наверняка хотя бы раз жизни — во время каких-нибудь торжественных празднований — приходилось удивляться неожиданному появлению голых девиц, выпрыгивающих из торта. Но у Каспера никогда не было возможности вслушаться в то, что происходит внутри такой девицы. Теперь вот такой случай представился.

Он почувствовал глубокое удовлетворение. На мгновение лица вокруг застыли от удивления. На мгновение тишина покинула этих замечательных женщин и фантастических детей. И громогласно зазвучало беззащитное изумление. Слово «потрясение» подошло бы как нельзя лучше. Даже для Синей Дамы.

В эту минуту Каспер почувствовал, каждый человек из сидящих под куполом обсерватории почувствовал, что Всевышняя — даже в самых священных собраниях — придерживает клоуна до последней минуты, чтобы достать его как козырную карту из рукава.

Потом тишина восстановилась.

Синяя Дама встала, взяла стул, дети подвинулись. Она поставила стул в круг.

— Каспер Кроне, — сказала она. — Avanti. Очень приятно.

Вдоль стен стояли дорожные сумки, уже с бирками одиннадцати различных авиакомпаний. Он был свидетелем прощания.

— Детей вообще не похищали, — сказал он. — Они приехали добровольно. Не все было гладко. Но никто не шел против их воли. Они заключили сделку с Каином. В чем она состояла?

«Стыд» было не то слово, которое он мог бы связать с сидящими перед ним детьми. Но тем не менее он услышал чувство стыда. Какой-то величественный диссонанс. Как начало последней части бетховенской Девятой. Дети были похожи — все без исключения — на сексуальных преступников в возрасте от десяти до четырнадцати, которых взяли с поличным, и теперь они, как и все мы, пытались понять, как жить дальше, сохраняя достоинство и веру в свободу воли, когда ты только что обнаружил, что все мы живем, словно рачки-бокоплавы на спине громадного кита, во власти подводных сил, управлять которыми нам не дано.