Изменить размер шрифта - +

А Тисту, запрокинув голову в небо, все смотрел на облака и размышлял…

 

Глава двадцатая, в которой мы узнаем наконец, кто такой был Тисту

 

Вот уже много дней мысль о ней не давала ему покоя; она терзала его, мучила, мешала ему спокойно спать, он думал теперь только о ней… О чем же? О лестнице.

— Тисту собирается построить лестницу! Должно быть, из-за нее он так и переменился, — твердили досужие языки в Пушкостреле.

Больше об этом никто и ничего не знал. Где он поставит лестницу? Для чего она ему нужна? Почему именно лестница, а не цветочный павильон?

Тисту упорно уклонялся от конкретного ответа.

— Хочу построить лестницу, вот и все…

Он выбрал наконец подходящее место — как раз посредине лужайки.

Лестницу обычно сооружает плотник Но Тисту не нужны были ни доски, ни бревна.

Он начал с того, что развел как можно шире руки в сторону и запустил свои пальцы прямо в землю.

— Надо, чтоб корни этой лестницы были прочными, — объяснил он пони, который с интересом наблюдал за его работой.

Два прекрасных дерева с густой кроной потянулись ввысь словно острые клинки. Меньше чем за неделю они достигли тридцатиметровой высоты.

Каждое утро Тисту, верный заветам Седоуса, обращался к ним с коротенькой речью. Такой метод дал превосходные результаты.

Оба дерева были какой-то редкостной породы; стволы их изяществом напоминали пирамидальные тополя, а прочностью и крепостью могли сравниться с тисом или самшитом. Листья у них были кружевные, как у дуба, а плоды их росли вертикально на манер маленьких конусов, как растут обычно еловые шишки.

Но когда деревья перешагнули за шестьдесят метров, их кружевные листья превратились в голубоватые иглы. Потом на деревьях появились своего рода войлочные шарики, что позволяло слуге Каролусу утверждать, будто деревья эти относятся к разряду тех, которые хорошо были известны на его родине и именовались там рябиной-птицеловом.

— Рябина? Как — рябина? — протестующе воскликнула кухарка Амели. — Да разве вы не заметили, что на деревьях этих расцветают уже белые, душистые гроздья? Уверяю вас, что это акация! Уж кому-кому, а мне-то известно, что цветы акации добавляют в тесто и пекут из него сладкие блинчики.

Оба они — и Амели и Каролус — были правы, но в то же время и не правы. Просто каждый из них видел в этих деревьях то, что предпочитал. А вообще-то деревья эти даже и не имели своего названия.

Вскоре они перевалили через стометровую высоту, и в туманные дни уже невозможно было разглядеть их верхушек.

Но вы, конечно, скажете, что два, пусть даже очень высоких, дерева никогда не могут послужить лестницей. Что верно, то верно.

И вот тогда-то появилась на свет глициния — впрочем, глициния особого рода, крепко-накрепко перевитая хмелем. Кроме того, глициния имеет одну любопытную особенность: она великолепно растет как бы в горизонтальном положении между двумя деревьями. Укрепившись на одном из этих двух стволов, она устремляется вперед, охватывает второй ствол, трижды обвивается вокруг него, скручивая в тугой узел свои стебли, поднимается чуть повыше и снова устремляется к прежнему стволу. Вот таким-то образом и получаются перекладины для лестницы.

Трудно передать чувство восхищения, когда глициния эта вдруг расцвела. Казалось, будто сиреневый водопад обрушился с неба.

— Если Седоус и впрямь находится там, наверху, в чем меня постоянно уверяют, — доверительно сказал Тис ту Гимнасту, — то он наверняка бы воспользовался этой лестницей и спустился бы по ней, хотя бы на минутку!

— Знаешь, Тисту, ты просто-напросто забиваешь себе голову разными бреднями, — отозвался пони.

— Но мне так не хватает его, если бы ты знал… и потом, я ничего о нем не знаю… — прошептал Тисту.

Быстрый переход