|
Надеялся, потому что сильна была в нём вера в возможности Авариса, основанные на исследовании окружающего мира, наблюдении и размышлении. Но чем дальше, тем больше тайная сторона его натуры склонялась в пользу чёрного мага, прибывшего в свите Аменемхета. Мир ведь столь обширен и разнообразен, ему ли, Бакенсети, первейшему из учеников царской школы, не знать этого. Даже разум Авариса не в состоянии охватить его во всех мелких частях, проникнуть во все его укромные места. А там ведь, хотя бы в силу простого случая, излома природного порядка, мог возникнуть некий полезный демон.
Поэтому, когда доложили о прибытии посланца от брата, Бакенсети возликовал. Громадный Са-Амон произвёл на мемфисского владетеля огромное впечатление. Буйвол, вставший на дыбы и заговоривший по-человечески. Он почтительно приветствовал правителя, вознёс хвалы его дому и пожелал благоденствия без всякого предела. Не имея сил на отправление всех этих утомительных египетских церемоний и видя какую-то бредовость в том, что такое существо старается проявить себя знатоком и ценителем этикета, князь потребовал, чтобы «расплющенный нос» переходил прямо к делу. Готов ли верховный жрец немедленно выполнить своё обещание и когда начнёт выполнять? Са-Амон был предупреждён о манере разговора, которая его ждёт во дворце, поэтому не удивился и лишь почтительно потупился. — Так что же, он передумал?! — Нет, превосходный правитель, хранимый богами, мой господин и верховный жрец не передумал, он сделает то, что ты просишь. — Когда?! Выяснилось, что лесной волшебник пребывает в состоянии грёзы, то есть спит наяву, общаясь с теми неведомыми и невидимыми силами, что даруют ему его особые способности. Вторгаться в это состояние нельзя, а надобно подождать. — Сколько?! До трёх дней, не менее. Потом маг прибудет во дворец, напоенный новой силой, что есть большая удача для господина Мемфиса, потому что после своего «сна» маг особенно силён и удачлив в делах. Испугавшийся вначале, что безносого гиганта прислали с отказом, Бакенсети обрадовался, но тут же сообразил, что радоваться, собственно, нечему, ибо он всё-таки не получил того, что просил. — Три дня! Князь вдруг со страшной тоской в сердце ощутил, как это много. Хотя какой смысл отчаиваться. Что такое три дня? Кроме того, за эти три дня возможность счастья возрастает. — Три дня! — Пусть три дня. В лекарскую вбежал Тнефахт, как всегда, потный и перепуганный, и сообщил, что город полон слухов о каком-то страшном происшествии в гарнизоне. Князь не успел ничего ответить, как доложили о прибытии «царского брата». — Где он? — Перед главным крыльцом. Бакенсети зажмурился и помотал головой, словно надеясь, что разрозненные мысли от этого сами собой соединятся. Потом сказал Са-Амону: — Иди и скажи Аменемхету, князь Мемфиса надеется, что спит на самом деле этот колдун, а не разум верховного жреца. Меня нельзя обмануть. Тнефахту: — Выведи его через боковую дверь. Выслушав сообщение, как всегда, спокойного и, как всегда, мрачного Мегилы, Бакенсети снова зажмурился. Мысли опять путались и разбегались. Он не мог вообразить, кому пришло бы в голову совершить такое чудовищное преступление против законной, неодолимой и просвещённой власти. Ещё труднее было вообразить, кто был бы способен на столь дерзкое и успешное действие. — Мемфис спит, Мемфис, тихая старая заводь, населённая дряхлыми, глупыми утками, способными только крякать в камышах, но не летать. |
