Кроме мальчика в комнате остались двое. Царь и Мегила, так без движения и простоявший всю эту сцену в дальнем углу. Апоп, не поворачиваясь, но явно чувствуя его присутствие, что-то сказал, чуть приоткрыв рот. «Царский брат» не двинулся с места, если даже ему было повеление убираться, он его не понял.

Апоп повернулся к нему.

Медноголовый гиксос, без дополнительной команды, сделал несколько шагов вперёд, ещё не опустив ладонь на рукоять короткого меча, но уже обнаружив в руке готовность это сделать.

Апоп снова что-то сказал.

В тот же момент вернулись в комнату те двое, что уволакивали князя.

Мегила улыбнулся и, медленно произнеся длинную фразу, вышел.

Царь нахмурился и отдал очередную команду своим людям. Те, молча кивнув, не торопясь, но и не говоря ничего, покинули помещение. Апоп, не проверяя, точно ли они удалились, посмотрел по сторонам, отыскивая что-то. Отыскал невысокую кушетку с двумя золочёными загнутыми спинками. И показал мальчику всею мощной пятерней, облепленной бугристыми перстнями, — иди туда.

Мериптах подошёл к ней быстро, радуясь возможности даже при внезапной глухоте обнаружить хорошую понятливость. Подошёл и встал к ней боком, это положение показалось ему наименее неуместным в ситуации, где ничего нельзя было предугадать. Опять, как и при первом появлении царя, краем глаза увидел он приближение к себе квадратной, высокой фигуры. Фигура встала рядом и обдала пахучим, тяжёлым теплом. По волосам на макушке прокатилась волна влажного ветра, потом ещё и ещё. Апоп стоял неподвижно, но с ним что-то происходило, он дышал всё нервнее, ему что-то не правилось в создавшемся положении.

Если бы знать, что, верноподданно проникся мальчик, но спросить конечно же не решился, ибо не был уверен из-за вседлящейся глухоты во власти над своим голосом.

Апоп решил свою задачу. Он отступил на один шаг от мальчика и, тяжело-тяжело подняв круглые увесистые длани, сверг на бок с каплющего ароматическими каплями парика надоевшего идола — корону. Сдерживавшееся во время сего деяния дыхание бурной волной ударило Мериптаха в спину, даже чуть качнув. Двойная египетская корона не была удостоена чести занять место на кушетке и пала до пола. От неё руки царя медленно перелетели к плечам мальчика и слегка повернули ноющую от ожиданий фигурку влево, коленями к кушетке, лицом к стене. Тогда царские пальцы опустились до мальчишеского пояса, и он развязался сам, словно из уважения к хозяину пальцев. Праздничный, сложно повязанный набедренник тоже ничуть не сопротивлялся и увлечённо скользнул вниз.

Ничто из происходящего Мериптаха не удивляло и не пугало. Сейчас царь Авариса ощупает его удивительное родимое пятно и, может быть, скажет безропотному княжескому сыну, в чём же заключается его столь поразительная привлекательность для столь разных и столь важных людей. Мериптах смотрел перед собой на стену, где была изображена сцена охоты на ориксов. Прямо перед глазами мальчика стоял, классическим образом расставив ноги, лучник, господин высокого звания и великолепной боевой выправки. Над его головой круглилась сикомора, древо города, слева топорщились камыши, скрывающие будущую добычу, остророгого оленя долины. Лучше же всего смотрелся на диво натянутый лук. Могло показаться, что охотник вот-вот порвёт на нём тетиву.

Пальцы Апопа уткнулись в рисунок на мальчишеской ягодице. Сзади раздался рокот, змей изрыгнул из своей пасти какие-то требования.