Иштван пристально вгляделся в каменную стену. Сейчас бы луну! Звезды, как они ни прекрасны, дают слишком мало света, чтобы хоть что-то толком разглядеть: серые камни кажутся почти черными, а их тени сгущаются непроглядным мраком. В такой темнотище армия Свеммеля могла укрыть на склоне не одного шпиона, а целый батальон! И если бы ни хилая магия Куна, никто из лагеря ни о чем не догадался бы до самого нападения.

— Сержант!

— Погоди, — чуть слышно прошептал Иштван и чуть подался вперед.

Одна из чернильно-черных теней… Она передвинулась или нет? Словно по собственной воле, жезл сорвался с плеча и нацелился на то место, где… А может, померещилось?

Иштван застыл в ожидании. Ох как пригодилась снова выучка Обуды — именно там он научился терпению. Пытаясь уловить хоть какой-то звук с недалекого склона, Иштван навострил уши — но услышал лишь собственное дыхание да сопение Куна. Теперь все его внимание было нацелено только на ту тень, на любое в ней изменение, на любое ее действие. А если ему только померещилось, все равно расслабляться нельзя — ункерлантцы могут появиться и с другой части склона.

Тень снова передвинулась, и Иштван выстрелил. Его палец сам скользнул в ямку, даже прежде, чем сержант уловил движение тени. Яркий луч жезла больно ударил в уже привыкшие к темноте глаза.

Со склона донесся хриплый вскрик. Иштван тут же взял на прицел точку, откуда он раздался. Игра в молчанку была закончена. Сержант прислушался к возне на склоне и снова выпалил, и снова услышал вопль, теперь уже полный смертной тоски.

— Осторожнее, сержант! — задыхаясь от волнения, прошептал Кун. — Он может притворяться.

— Ну а если он притворяется? Ты ведь отомстишь за меня! — усмехнулся Иштван.

Крики на склоне разбудили весь отряд, и Иштван услышал, как солдаты бегут к сторожевому посту. «За славой», — хмыкнул про себя сержант. Самому ему сейчас был нужен только дохлый ункерлантец. Или полуживой, чтобы те из солдат, что разумеют их корявый язык, могли задать ему пару вопросов.

— Он вон там! — показал Кун.

Иштван уже торопливо карабкался вверх по склону к темной куче, от которой за версту несло горелым мясом. Но, добравшись до нее, он так и застыл на месте.

— Да чтоб я стал сыном козла! — заорал он. — Может, ты, Кун, и не веришь в горных гамадрилов, зато твое колдовство в них очень верит! Так верит, что приняло одного из них за человека!

— Он сдох? — жалобно пискнул Кун.

— Похоже, еще нет, — ответил Иштван, и, словно подтверждая его слова, обезьяна забилась в агонии. Он пальнул еще раз, на сей раз в голову. Тварь почти по-человечески всхлипнула и замерла. — Эй, кто-нибудь, принесите факел — я хочу получше разглядеть эту зверюгу!

И при жизни-то горный гамадрил был не самым красивым животным, а в мерцающем свете факелов его распростертая на камнях туша выглядела просто отвратительно. Зверь был выше и крупнее человека, а из-за густой, длинной, спутанной шерсти выглядел еще больше. Его морда с низким лбом, плоским носом, широким ртом, полным огромных, но не очень острых клыков, казалась чудовищной карикатурой на человеческое лицо. Рядом с обезьяной валялся большой сук. Интересно, это ее дубина или он просто лежит тут давным-давно? Ответить на этот вопрос с уверенностью Иштван не смог бы.

— Омерзительная тварь, — с отвращением пробормотал Кун и стал спускаться к лагерю, бурча на ходу: — Просто омерзительная!

— А я так это понимаю, — сказал ему в спину Иштван.