Прорезиненый костюм и наложенные на него чары не давали подводнику замерзнуть в ледяных волнах. Другое заклятие позволяло получать воздух из окружающей воды, и Корнелю мог находиться в глубине так же долго, как его левиафан. К несчастью, наложить второе заклятие на левиафана не сумел еще ни один чародей, так что зверю приходилось время от времени всплывать, чтобы отдышаться. А кроме того, еще ни один волшебник не составил заклятия, которое позволяло бы человеку нырнуть так же глубоко, как мог это сделать левиафан, и при этом не погибнуть под тяжестью водной толщи.

Корнелю заставил левиафана продержаться на глубине, сколько тот мог, и, едва зверь вынырнул, с тревогой глянул в небо. Если драколетчик заметил его, в любой миг с неба могло рухнуть ядро или дракон мог промчаться над самыми волнами и огнем вышибить подводника из седла. Драконов и драколетчиков Корнелю ненавидел в первую очередь оттого, что они могли уничтожить его, а он не способен сделать с ними ничего.

Но взгляду вновь явились только небо и море. То же зрелище, что минуту назад вызывало только раздражение, теперь успокаивало. Моряк с облегчением вздохнул. Становые корабли он тоже ненавидел, но лишь потому, что они принадлежали Альгарве. Они тоже могли прихлопнуть его… но и Корнелю в силах был отправить их на дно.

— Ну, и куда мы направлялись, прежде чем ты нырнула? — поинтересовался Корнелю у своего левиафана.

Но зверь не мог ответить — да и вопроса скотина лагоанская не поняла, если придерживаться шутейной логики подводника.

Корнелю вновь снял с пояса детектор магической энергии. Оба золотых листочка провисли — это значило, что левиафан уплыл со становой жилы. Подводник крутил инструмент так и сяк, но листки оставались недвижимы. Корнелю облегчил душу черной руганью — почему бы нет, все равно никто не слышит.

Он подал зверю знак направиться на юг. Когда позади осталось, по прикидкам подводника, около полумили, он остановил левиафана и вновь вытащил инструмент. Золотые листочки обвисли еще более уныло.

Корнелю хмыкнул. Хоть он и не нашел становой жилы, зато выяснил точно, где ее нет. А это помогало определить, где она находится. Развернув левиафана на север, подводник миновал — или так ему показалось — место, откуда начал поиски, и вскоре снова обратился к детектору. Листки начали расходиться.

Очень скоро он вновь вышел на становую жилу и направил левиафана вдоль нее, на юго-запад, в направлении альгарвейских прибрежных вод. Вот только где прятались боевые корабли, что поддерживали власть Альгарве над этими водами?

Большинство патрульных рейсов по неизбежности — океан безбрежен, а цели в нем редки и малы — кончалось ничем. До сих пор все усилия Корнелю в ходе этой войны оказывались тщетны. Подводник не знал, сколько еще тщеты он в силах будет перенести.

Едва эта мысль успела сформироваться в голове, как подводник заметил на горизонте темное пятнышко. Надежда вернулась к нему. Если он сможет возвратиться в Сетубал, потопив альгарвейский корабль, даже надменным лагоанцам придется отдать ему должное.

«Надменные», впрочем, было не вполне точным определением. Лагоанцы полагали себя солью земли, но не бравировали этим, как жители Валмиеры, к примеру. Корнелю, со своей стороны, пребывал в твердом убеждении, что один сибианин стоит троих лагоанцев. Нельзя доверять типам, которые так зверски гундосят.

Сейчас Корнелю выдался случай проверить свои убеждения на опыте. Он направил левиафана в сторону корабля — а корабль двигался навстречу, да так быстро, что догнать его подводнику не удалось бы.

Моряк снял с пояса подзорную трубу.