– Но привалы…

– Привалы были, видимо, необходимы вам, но отнюдь не Тобору, – улыбнулся усатый.

– У металл устает, – сказал альпинист.

– Значит – это плохой металл, – резко бросил Аким Ксеновонтович.

…Солнца на экране не видно – лучи его бессильны пробиться сквозь низкие, стремительно бегущие к горизонту тучи, плотные как войлок. Изредка из них брызжут косо летящие по ветру дождинки.

«Набухшие тучи сосцами волчицы по хмурой сентябрьской земле волочатся, тяжелые капли спокойно ложатся, и чудится: осень на землю сочится», – припомнились Суровцеву знакомые с детства строки.

Уже несколько минут Ивана не покидало ощущение, что от его внимания только что ускользнуло нечто очень важное. Но что именно? То ли какой-то нюанс в поведении Тобора? То ли реплика кого-то из коллег прошла, не зацепившись в памяти?… Проклятая усталость, которая никак не дает сосредоточиться!

Тобор уверенными, хоти и не такими быстрыми, как хотелось бы пружками, продвигался вперед, освоившись с новой обстановкой. Путь ему преградил шумливый метановый поток. Жидкость белковому была незнакома – так было задумано.

Трансляторы Полигона крупным планом показали берег – топкий, болотистый. Щупальца Тобора увязали в нем почти целиком, оттолкнуться для прыжка он не мог.

Тобор подошел к самому краю несущейся пузырчатой жидкости и зачерпнул щупальцем малую толику для химического анализа. Затем бросился в поток.

Плыл он словно угорь, ловко избегая столкновений с каменными глыбами и стволами деревьев.

Потом, подняв целое облако брызг, выпрыгнул на противоположный крутой берег и двинулся дальше.

Все бы ничего, но штрафные очки за промедление продолжали расти. Тобор медлил буквально на каждом шагу, словно его вдруг поразил некий вирус нерешительности. Например, химический и радиологический анализ метана занял у него вчетверо больше времени, чем того требовала предварительная раскладка испытателей…

Тобор поднимался