|
Виа эст вита… Непреклонный ты мой. Ничуть не изменился с той поры, когда при аналогичном утверждении возникал закономерный вопрос: любопытно, что раньше, Родину или силу, которая гасит зве…» – «А мне и тут не худо. Я бы осталась. Если пригласят!» – вякнула старшая. «Ч-ч-черт, ну и оставайся, – проворчал муж, которого средняя почему-то звала то Солом, то Ванем, словно бы отрабатывая за старшую; та по имени почему-то вовсе к нему не обращалась. – На кой ты нам сдалась. Мы тебя не приглашали, сама на борт влезла…» – «Ага, от вас приглашения дождешшся! Мне что, по-вашшему, к пахану надо было топать? Без скальпов, да еще и напарника потеряла. Вот бы Маркграф обрадов…» – «Твой кореш сам виноват, – оборвала ее Ир. – Настоящий мужчина! Мыслил яйцами, а не головой». – «Головой думать пахану положено, а не шестерке,..» – «Черт, жалко, что я к этому вашему Маркграфу не сходил. Пообщаться. Порадовал бы старика…» – «Скажи спасибо, что мы тебя не скинули, – процедила средняя. – Неблагодарная тварь!» – «Точно. Я такая. Меня еще в детстве блишшние научили, что заповедей не десять, а три: не верить, не бояться и не просить! Да и не за что мне васс… Это вон той ссоплячке рыжей ессть за что. Пусскай она благода…» – «То была честная сделка, – оборвал Сол, он же Вань, злобное сипение старшей жены. – Парень заплатил жизнью, чтобы его девчонка ушла в космос и получила шанс. Кстати, как она?..» – «Спит в рундуке. Заснула наконец-то. Беременным покой нужен, а ее приступы тошноты выворачивают». – «Маркграфово отродье…» – проворчала Хард; видимо, подразумевая эмбрион, которого носила младшая жена, совсем юная рыжеволосая девчушка. Совершенно ошалел мужик, его бабу какой-то посторонний тип отымел, а ему – хоть бы хны!
«Так как же мы будем выныривать-то, Солли?.. – повторила Ир, – И пошустрей бы, романтик. Пока твои ноздри не лопнули, раздуваясь. Тебя настолько очаровали ветра, просоленные безбрежным океаном, что…» «Как, как… Ч-черт, завтра подумаем. Предки говорили, напоминаю максиму: утро вечера мудренее, – пробормотал муж, с виду грозный, зверообразный, но в душе слабохарактерный; похоже, он вконец обалдел от нахальства собственных жен. – Сейчас спать давайте… уффф». И створки гальюнного люка резко въехали в переборку. Ухающая гора мышц, обтянутая исключительно оволосенной шкурой, вывалилась в проход, убегая от двух фурий с рычащими именами. «Когда действие становится невыгодным, собирай информацию. Когда информация становится неинтересной, спи, – иронично бросила Хард вдогонку широкой волосатой спине. – Так говорила святая Урсула Ле Гуин». – «О! Да у нас, оказывается, чувство юмора наличествует?!» – поразилась Ир, будто совсем недавно с Хард познакомилась. «У меня много чего в наличии, мать. Не у тебя одной бурное прошлое… между нами, девочками, говоря». «Семейка та еще, бушприт им всем в селезенки. Не то слово! Особенно эта девчонка Ир. Как застынет с остекленевшими глазами…» – вспомнив подслушанный разговор, подумал боцман «Красной Жути», вкладывая ладонь (машинально глянув при этом на часы) в опознавательный сенсор у входа в капитанскую каюту. Но еще более странным было то, что суровый и грубый Тораи Сенга прямо-таки рассыпался в любезностях. Будто причаровали Кэпа пришельцы забортные, околдовали всегда такого хитроумного, коварного, хладнокровного кормчего «Красной Жути»… Створки бесшумно втянулись в переборку, и тотчас же мединец получил подтверждение, что его хваленое чутье по-прежнему срабатывает без осечек. |
