В последние годы мне приходилось работать после взрывов во Всемирном Торговом центре и в Оклахоме, на месте падения «Рейса 800». Я помогала проводить идентификацию в Вако и изучала последствия взрывов, устроенных Унабомбером. АТО включило меня в список специалистов, подлежащих вызову только в крайних случаях, когда речь идет о гибели людей, а если они задействовали еще и Марино, то это означало только одно: есть подозрение на убийство.
— Сколько?
Я потянулась к блокноту.
— Дело не в том, сколько, док, а в том, кто. Владелец фермы — крупный медийный магнат Кеннет Спаркс. Тот самый, один-единственный. И в данный момент все выглядит так, что он ни при чем.
— О Господи! — пробормотала я. В глазах вдруг потемнело, словно мой мир погрузился в ночь. — Ты уверен?
— Ну, по крайней мере его там не было.
— А не хочешь объяснить, почему мне сообщают об этом только сейчас?
При всем том, что меня переполняла злость, никаких других претензий я предъявить не могла, поскольку все случаи насильственной смерти в штате Виргиния входили в сферу моей компетенции. Марино вовсе не был обязан информировать меня о случившемся, и адресовать недовольство и раздражение следовало не ему, а моим коллегам в Северной Виргинии, не удосужившимся поставить меня в известность.
— Только не спускай собак на своих ребят в Фэрфаксе, — будто прочитав мои мысли, сказал Марино. — В АТО обратились власти округа Фокер, так что...
Мое настроение вовсе не улучшилось, но что толку злиться? Дело есть дело.
— Полагаю, тел пока не обнаружено, — сказала я, беря ручку и записывая.
— Точно. Тебя ждет веселенькая работа.
Ручка повисла в воздухе над блокнотом.
— Послушай, Марино, сгорела всего лишь ферма. Даже если подозревается поджог, даже если в деле замешан такой человек, как Кеннет Спаркс, я все же не понимаю, какое отношение ко всему этому имеет АТО?
— Виски, автоматическое оружие, торговля дорогими лошадками — это все квалифицируется как бизнес, — ответил капитан.
— Отлично, — пробормотала я.
— Ты права. Настоящий кошмар. Начальник пожарной команды собирался позвонить тебе еще до вечера. Советую сложить вещи, потому что птичка прилетит за нами до рассвета. Время, конечно, не самое лучшее, но у нас по-другому и не бывает. Думаю, на отпуск тебе не стоит и рассчитывать.
Мы с Бентоном как раз собрались отправиться в Хилтон-Хед, провести недельку на берегу океана. Год выдался трудным для обоих, мы оба устали и едва таскали ноги. Повесив трубку, я не сразу решилась посмотреть ему в глаза.
— Извини, мне очень жаль. Ты уже понял, что у нас очередное несчастье.
Как будто и не слыша, что я сказала, Бентон продолжал смотреть на письмо Кэрри.
— Мне придется поехать. Вертолет заберет нас рано утром. Может быть, я еще успею присоединиться к тебе в середине недели.
Он не слушал меня, потому что не хотел ничего этого слышать.
— Пожалуйста, пойми.
Бентон по-прежнему не реагировал, и я видела, что он ужасно огорчен.
— Пила и кости. У тебя были дела с расчлененными телами. В Ирландии и здесь. Она думает о Люси, фантазирует и мастурбирует. Интересно, сколько раз за ночь можно достичь оргазма под одеялом. Если только у нее что-то получается.
Говоря это, он продолжал смотреть на лист, как будто говорил сам с собой.
— Она пытается сказать, что между ними до сих пор что-то есть, между ней и Люси. Использование местоимения «мы» — это ее попытка представить себя жертвой расщепления личности. Ее не было там, на месте всех этих преступлений. Их совершил кто-то другой. Другие. |