– Уф! Хорошо! А ты пришел и все испортил. Теперь парень сочтет себя слабаком.

– Не сочтет. Если не слабак.

Мичман, чья двадцатка в этот момент и разминалась в зале, придя в себя от восторга и боевого азарта, разглядел в уголке Хоаххина и, на ходу поправляя спортивный костюм, низко гаркнул:

– Господа десантники!

Дети Гнева, ошарашенные тем, что прозевали гостя, шустро построились в шеренгу по два и вытянулись вместе со своим командиром по стойке «смирно».

Хоаххин вынужден был вскочить на ноги и, вскинув руку в боевом приветствии, не менее лихо гаркнуть:

– Вольно! Разойдись!

И уже более цивильно обращаясь к мичману:

– Вы что тут, за три года озверели совсем, на каждого офицера навытяжку кидаться? Сижу в углу, никого не трогаю…

– Ну, дык, не на каждого. Вон ваша фотка с георгиевской лентой в комнате славы висит, каждый день мимо ходим и честь отдаем, а тут вон живой герой.

Пантелеймон, хищно скалясь в углу и пытаясь перенести вес тела с задницы на корточки, не удержался от умиляющей патетики и хриплым голосом тут же предложил:

– А слабо герою по горбу накостылять?!

Из толпы, делающей вид, что десантники перешли к гимнастической части тренировки, вырвался дружный хор как минимум десятка луженых глоток:

– А что? Можно?

Хоаххин вздохнул, показал святому отцу кулак и протянул ему свои очки.

Хорошо «размятый» каплей в обнимку с прихрамывающим Пантелеймоном выбрались из-под контрастного душа и растирались полотенцами в раздевалке.

– В хорошей форме ребята. Хоть сейчас «троллей» гонять и в хвост и в гриву.

Хоаххин, ловко поддевая пальцами ноги махровые носки, ловил их в воздухе и натягивал на серую чешую ступней.

– Да «троллям» этого на фиг не надо. Ну и господин офицер тоже ничего еще, любому десантнику наваляет. Я уж думал, что за бумажной работой да за партой раскисли все твои боевые навыки, ан нет, не раскисли. Пойдем-ка на камбуз, чайку махнем, ребята меня уже угощали, отменный у них чаек.

На камбуз поспели как раз к окончанию ужина третьей, последней смены. Бойцы стайками расходились, освобождая места за столиками, и лишь несколько офицеров десантной когорты издали помахали им руками, продолжив тихо переговариваться в быстро наступающей тишине и потягивать горячий ароматный напиток. Друзья не стали углубляться в дебри опустевших столов и присели недалеко от входа. Автоматическая доставка, распахнув свое жерло по центру столика, выложила на него аккуратный чайничек и два граненых бокала в металлических подставках, точно такие же, какие использовались Пантелеймоном в пещере Храма, а также несколько сочных бутербродов с колбасой и сыром.

– Нечего нам тут, командир, делать. А то только своим присутствием воду мутим и народ стращаем. Парни рассказывают, что за последние три с половиной года, как раз опосля гибели всей твоей двадцатки, Удав гайки закрутил так, что корабль работает как швейцарские часы. Сам знаешь, раньше устав не сильно чествовали, а сейчас все по струнке ходят. Так за все это время ни одного инцидента с гибелью бойцов. Хотя всякое было, и донов гоняли, и со «Скорпионами» цапались.

– Народ здесь не из пугливых. То, что команда не при делах, это соглашусь, а вот то, что делать нечего, это ты перестань. Есть у меня некоторые мысли. Вот только нужно посоветоваться со специалистами и руководством. Так что извини, я к связистам пойду, а там видно будет.

Коверкая слова из-за бутерброда, никак не желавшего пролезать в желудок, Хоаххин посматривал через сенсоры зеркальных очков на занятого тем же делом, но с гораздо более успешным результатом Пантелеймона.